Кришан Чандар - Желтуха

Подобно некоторым ученым, утверждающим, что луна не светит, некоторые врачи считают, что желтуха это не болезнь. Такого рода утверждения являются не чем иным, как невежеством. Действительно, разве можно отрицать, что существует такая болезнь, как желтуха, и что лунный свет холодный. Вы можете мне, конечно, не поверить, что желтуха это болезнь, и, на минуту вспомнив о ней, тут же забыть. Тем не менее я прошу вас поверить мне на слово, что желтуха – это не просто болезнь, а болезнь, причиняющая огромные страдания. Но если вы все-таки не согласны со мной, то этот рассказ не принесет вам никакой пользы.

Итак, я был болен желтухой. Подобно слепому, которому весной все кажется зеленым, больному желтухой все представляется желтым, будто какая-то невидимая рука облила весь мир шафраном. Это начальная стадия. А потом болезнь переходит в другую стадию, когда пелена спадает, и больной начинает все видеть в истинном свете. Так было со мной, холостяком, порядочным человеком.

Разговор о желтухе был лишь началом этого короткого рассказа. Теперь я уже не болен, и Шама не приходит навещать меня. Я хочу вам откровенно рассказать о Шаме, потому что я люблю ее, а она любит своего мужа, который работает табельщиком на кирпичном заводе в Чаквале, в цехе, где обжигают кирпичи, и получает двадцать рупий в месяц. Иногда он писал письма своей красавице жене, в которых часто приводил выдержки из невинных стихов Сеф Ульмулук Шах Бехрама и Хусн Бану. Часто я читал ей эти письма, потому что она неграмотна, а она краснела от стыда. А когда я объяснял ей содержание этих возвышенных стихов, то она волновалась, смущалась и в этот момент казалась прекрасной: щеки ее горели, глаза блестели, губы дрожали. Затем раздавался ее приятный нежный голосок:

– Почему вы не читаете дальше?

Да, да! Почему я бросил читать и так долго смотрел на нее? Что это – любовь или воображение больного?

Однажды (я очень хорошо помню тот день) я лежал в постели и наблюдал за бабочками шелковичных червей, которых разводил мой сосед, с большой выгодой продававший коконы. В прошлом году только за два месяца он заработал триста рупий. Мой младший братишка попросил у него с десяток таких коконов, из которых потом вывелось пять бабочек. Интересно, что эти бледно-желтые бабочки ничего не едят и не пьют, живут только семь дней, в течение которых самцы оплодотворяют самок и умирают, а самки откладывают маленькие, желтого цвета круглые яички величиной с маковое зернышко и тоже умирают.

Из этих пяти бабочек было четыре самца и одна самка с большими желтыми крыльями. Она сидела, не двигаясь, и только пристально смотрела на самцов. Кого же она выберет? Кому из них выпадет счастье стать возлюбленным этой красавицы? Да, битва жестокая! Самцы были похожи на рассерженных пчел. Они летали вокруг нее, как мотыльки вокруг лампы, иногда сталкиваясь друг с другом. Когда мне казалось, что один из них должен погибнуть, я быстро разнимал их. Некоторое время они сидели, совершенно не двигаясь, и казались абсолютно равнодушными, но красота снова притягивала их, и они опять начинали трепетать крылышками. То один, то другой подлетал к самке и выражал ей свою любовь, а она, негодная, иногда отвечала взаимностью, а иногда безразлично поворачивала голову и отодвигалась в сторону, и отвергнутый улетал ни с чем…

Почему у женщин такая двойственная натура? Женщина может больно ранить и тут же будет залечивать рану; она может заставить сердце трепетать и сейчас же будет успокаивать его; она может быть жестокой и милосердной…

Думая об этом, я закрыл глаза. В этот момент послышались чьи-то тихие шаги. Кто-то подошел ко мне.

– Мама!.. Ты принесла далия? [1] – спросил я, не открывая глаз.

– Это я, Шама.

Если бы внезапно разорвалась бутылка с водой, которая лежала у меня на животе, и то я бы так не удивился. С тех пор как я заболел, прошло уже три месяца. За это время она ни разу не пришла ко мне хотя бы для того, чтобы узнать, не пришло ли письмо от мужа.

– Шама, ты? – спросил я, не скрывая удивления.

– Да, я. А это вам. Кушайте. Они уже совсем зрелые и сладкие. – Она развязала платок и высыпала на постель абрикосы.

Самым желанным для меня во время болезни были Шама и абрикосы. И вдруг в один день и то и другое вместе. Ведь это же счастье. Да, в тот день я был действительно счастлив. Я приподнялся и, отодвинув в сторону газету с бабочками, пригласил ее сесть.

– Ну, как дела? – спросила она, устроившись в ногах.