Оноре Бальзак - Урсула Мируэ

— Доброй ночи, друзья мои! — воскликнул доктор, закрывая за ними калитку.

— И за это они платят бешеные деньги! — сказала госпожа Кремьер госпоже Массен, когда они отошли от дома на несколько шагов.

— Упаси меня господь входить в расходы, чтобы моя малышка Алина стала устраивать такие кошачьи концерты, — отвечала госпожа Массен.

— Она сказала, что это Бетховен, а он считается великим композитором, — вставил сборщик налогов. — Он довольно известен.

— Но не в Немуре, — возразила госпожа Кремьер, — для нас он чересчур ветхий.

— По-моему, дядюшка специально это подстроил, чтобы отвадить нас от дома, — сказал Массен, — я видел, как он подмигнул своей жеманной девчонке и показал глазами на зеленый том с нотами.

— Если им нравится такой гам, — произнес почтмейстер, — так они правильно делают, что сидят дома одни.

— Должно быть, мировой судья без ума от карт, если выносит эти сонатцы, — сказала госпожа Кремьер.

Между тем Урсула, подсев к ломберному столику, сказала:

— Я никогда не научусь играть для людей, которые не понимают музыки.

— У натур богато одаренных чувства расцветают лишь в обстановке дружества и приязни, — сказал аббат Шапрон. — Как священник не может давать благословения в присутствии Духа Зла, как каштан не приживется в жирной земле, так и гениальный музыкант теряется в окружении невежд. Душа художника ищет родственные души, которые сообщали бы ей столько же силы, сколько получают от нее. Этот закон, управляющий человеческими привязанностями, лежит в основе многих поговорок: «С волками жить — по-волчьи выть», «Рыбак рыбака видит издалека». Но мученья, которые испытали вы, знакомы лишь натурам нежным и тонким.

— Да, друзья мои, — сказал доктор, — то, что любой другой женщине покажется мелкой неприятностью, способно убить мою малышку Урсулу. О! когда меня не станет, укройте этот драгоценный цветок за той надежной оградой, о которой говорит Катулл: Ut flos [147] Словно цветок ( лат. ). (Катулл, 62). ...

— А ведь эти дамы так лестно отозвались о вас, Урсула, — с улыбкой сказал мировой судья.

— Только лесть была грубая, — заметил немурский врач. — Отчего это?

— Принужденные похвалы всегда грубы, — отвечал доктор.

— Тонкость неразлучна с правдой, — сказал аббат.

— Вы обедали у госпожи де Портандюэр? — спросила Урсула, устремив на кюре взгляд, исполненный тревожного любопытства.

— Да, бедная старая дама очень опечалена, и не исключено, что сегодня вечером она зайдет к вам, господин Миноре.

— Если у нее горе и она нуждается в моей помощи, я сам зайду к ней, — воскликнул доктор. — Закончим последний роббер.

Урсула под столом пожала доктору руку.

— Ее сын, — сказал мировой судья, — простоват, не стоило отпускать его в Париж без наставника. Когда я узнал, что кое-кто наводит у нашего нотариуса справки о ферме старой дамы, я понял, что виконт рассчитывает на смерть матери.

— Неужели вы считаете его способным на это? — воскликнула Урсула, с ужасом посмотрев на Бонграна, который сказал себе: «Увы, это правда, она его любит».

— И да, и нет, — сказал немурский врач. — У Савиньена добрая душа, потому-то он и оказался в тюрьме: мошенники туда не попадают.

— Друзья мои, — воскликнул старый Миноре, — на сегодня довольно, не стоит заставлять бедную мать проливать лишние слезы, если в нашей воле осушить их.

Четверо друзей поднялись и вышли, Урсула проводила их до калитки; когда ее крестный и кюре постучали в ворота дома напротив и Тьенетта открыла, она уселась вместе с тетушкой Буживаль на одну из каменных тумб подле своего дома и стала ждать.

— Госпожа виконтесса, — сказал кюре, первым вошедший в маленькую гостиную, — господин доктор не захотел, чтобы вы утруждали себя, и пришел сам...

— Я слишком хорошо помню старые времена, сударыня, — перебил доктор, — чтобы не сознавать, как подобает вести себя с людьми вашего звания, и счастлив, что могу, насколько я понял из слов господина кюре, быть вам чем-нибудь полезным.

Госпожа де Портандюэр, которую мысль о предстоящем визите к соседу до того тяготила, что она уже собиралась обратиться за помощью к немурскому нотариусу, была так поражена деликатностью Миноре, что поднялась ему навстречу и указала ему на кресло:

— Садитесь, сударь, — произнесла она царственным тоном. — Наш дорогой кюре, должно быть, сказал вам, что виконт в тюрьме, — юношеские грешки, сто тысяч ливров долга... Если бы вы могли одолжить мне эту сумму под залог моей Бордьерской фермы...