Оноре Бальзак - Урсула Мируэ

— Никогда! — пронзительно вскрикнула старая дворянка.

— Ну, хорошо, оставайтесь урожденной Кергаруэт, но Кергаруэт любезной, приходите, когда доктор будет один, он даст вам в долг всего из трех с половиной, может быть, даже из трех процентов и окажет вам эту услугу так деликатно, что она не будет вам в тягость, он поедет в Париж, Чтобы продать свою ренту, сам выкупит Савиньена и доставит его к вам.

— Так вы имеете в виду молодого Миноре?

— Молодому Миноре восемьдесят три года, — отвечал с улыбкой аббат Шапрон. — Прошу вас, сударыня, вспомните, что Христос заповедал нам милосердие, не будьте с доктором чересчур надменны, он может быть вам полезен во многих отношениях.

— Каким же это образом?

— В его доме живет ангел, небесное существо.

— А, маленькая Урсула... Ну и что с того?

Услышав эти слова, бедняга кюре осекся — сухой и резкий тон, каким они были произнесены, заранее обрекал его попытку на неудачу.

— Я полагаю, что доктор Миноре очень богат...

— Тем лучше для него.

— Оставив сына без поприща, вы уже послужили невольной причиной нынешних его несчастий; берегитесь, как бы не случилось худшего! — строго ответил кюре. — Предупредить мне доктора о вашем приходе?

— Но почему бы ему не прийти самому, раз он знает, что я в нем нуждаюсь?

— О, сударыня, если вы пойдете к нему, вы заплатите три процента, а если он к вам — пять, — нашелся кюре, желавший во что бы то ни стало уговорить старую дворянку. — Нотариус Дионис и секретарь мирового суда Массен не дали бы вам денег, они хотят воспользоваться вашей бедой и заставить вас продать ферму за полцены. На Дионисов, Массенов, Левро и прочих богачей, которые знают, что ваш сын в тюрьме, и мечтают завладеть фермой, я влияния не имею.

— Они все знают, все, — всплеснула руками госпожа де Портандюэр. — О бедный мой кюре, кофе у вас совсем остыл... Тьенетта, Тьенетта!

Тьенетта, шестидесятилетняя бретонка в казакине и бретонском чепце проворно вошла и забрала у кюре его чашку, чтобы подогреть кофе.

— Будьте покойны, господин священник, — сказала она, видя, что кюре хочет сделать глоток, — я его поставлю в водяную баню, он не станет хуже.

— Итак, — вкрадчиво продолжал кюре, — я предупрежу доктора о вашем визите, и вы придете...

Гордая бретонка уступила только через час, после того как кюре раз десять повторил все свои доводы. Решили дело его слова: «Савиньен пошел бы не раздумывая!»

— В таком случае уж лучше это сделаю я, — отвечала мать.

Часы пробили девять, когда калитка Портандюэров, проделанная в больших воротах, закрылась за кюре и он, перейдя улицу, громко позвонил у ворот доктора. От Тьенетты он попал к тетушке Буживаль — старая кормилица сказала ему: «Поздно вы приходите, господин кюре!» — точно таким же тоном, каким старая служанка Портандюэров только что упрекнула его: «Что ж это вы так рано покидаете барыню, ведь у нее горе!»

В зеленовато-коричневой гостиной доктора кюре застал большое общество; здесь были все наследники, успокоившиеся после разговора с Дионисом. Возвращаясь от доктора, нотариус зашел к Массену и сказал:

— Сдается мне, что Урсула влюбилась, и любовь эта принесет ей одни заботы и неприятности; она фантазерка (так на языке немурцев называются люди, отличающиеся обостренной чувствительностью) и долго останется в девицах. Итак, будьте покойны: угождайте ей и особенно доктору — ведь он очень умен, умнее сотни Гупилей, — добавил нотариус, не подозревая, впрочем, что Гупиль — это искаженное латинское Vulpes — лисица.

Вот от чего у доктора было непривычно шумно: вслед за Бонграном и немурским врачом сюда явились госпожи Массен и Кремьер с супругами и почтмейстер с сыном. С порога аббат Шапрон услышал звуки музыки. Бедняжка Урсула играла финал Седьмой симфонии Бетховена. Девочка отважилась на невинную хитрость: теперь, когда доктор открыл ей глаза на двоедушие наследников, гости сделались ей неприятны, и она нарочно выбрала величественную музыку, которую трудно понять с первого раза, чтобы отбить у дам охоту обращаться к услугам ее учителя. Чем прекраснее музыка, тем меньше она нравится невеждам. Поэтому, когда дверь открылась и на пороге показался почтенный аббат Шапрон, наследники с облегчением вздохнули: «Ах, вот и господин кюре!» и дружно вскочили, чтобы положить конец пытке.

С теми же чувствами приветствовали аббата Шапрона из-за ломберного столика Бонгран, немурский врач и сам доктор Миноре, ставшие жертвой бесцеремонности сборщика налогов, который, желая сделать приятное двоюродному дедушке, предложил партию в вист и навязался четвертым. Урсула вышла из-за фортепьяно. Доктор поднялся — с виду для того, чтобы поздороваться с кюре, на самом же деле для того, чтобы прервать игру. Расхвалив дядюшке талант его крестницы, наследники откланялись.