Симона де Бовуар - Сломленная

Среда, 2 декабря.Изабель считает, по крайней мере она так говорит, что Морис не думал и четверти того, что сказал. У него были интрижки, в которых он мне не признавался. Это случается сплошь и рядом. Она всегда повторяла, что верность на протяжении двадцати лет — вещь, невозможная для мужчины, Безусловно, было бы лучше, если бы Морис признался мне, но он был связан клятвами. Свои претензии ко мне он, наверное, выдумал на ходу: если бы он женился на мне против желания, я бы это почувствовала, мы бы не были так счастливы. Она советует предать этот эпизод забвению и упорно утверждает, что мое положение более выгодно. Мужчины всегда выбирают что полегче: а легче остаться со своей женой, чем отважиться начать новую жизнь. Она уговорила меня встретиться с одной своей давней приятельницей. Она гинеколог и очень хорошо разбирается в проблемах брака. Изабель считает, что она поможет мне разобраться в моей истории. Пусть будет так. С самого понедельника Морис крайне предупредителен, как всегда, когда он зайдет слишком далеко.

— Почему ты вынудил меня жить в течение восьми лет в постоянной лжи?

— Я не хотел огорчить тебя.

— Ты должен был сказать, что разлюбил меня.

— Но это неправда: я сказал это со злости. Я всегда дорожил тобой. И дорожу.

— Ты не можешь дорожить мною, если думаешь хотя бы половину того, что наговорил. Ты действительно думаешь, что я злоупотребляла своими материнскими правами?

Решительно, из всех полных злобы обвинений, которые он бросил мне в лицо, больше всего меня возмутило это.

— Злоупотребляла — это слишком сильно сказано.

— Но?…

— Я всегда говорил, что ты слишком опекаешь девочек. В результате Колетта слишком послушно подражала тебе, а в Люсьенне это вызывало антагонизм, от которого ты столько страдала.

— Но это в конце концов помогло ей найти себя. Она довольна своей судьбой, а Колетта своей. Чего же тебе еще?

— Если они и в самом деле довольны…

Я не стала продолжать разговор. У меня не достало бы сил выслушать некоторые ответы.

Пятница, 4 декабря.Воспоминания беспощадны. Как это мне удавалось отмахиваться от них, не вникая? Его странный взгляд позапрошлым летом, на Миконосе, и слова: «Ты бы носила сплошной купальник». Я знаю и знала тогда о чуть заметной дряблости кожи на бедрах и что живот у меня уже не такой гладкий. Но я думала, ему на это наплевать. Когда Люсьенна язвила в адрес толстых теток в бикини, он заступался: «Ну что тут такого? Кому это мешает? Если человек стареет, это не значит, что он должен лишать свое тело солнца и воздуха». Я тоже хотела солнца и воздуха, и это никому не мешало. Но так или иначе, эти слова были сказаны — быть может, при виде красоток, разгуливавших по пляжу: «Ты бы носила сплошной купальник». Я его, впрочем, так и не купила.

Потом та ссора в прошлом году, когда у нас ужинали Тальбо и Кутюрье. Тальбо держался вызывающе покровительственно. Он поздравил Мориса по поводу какого-то его доклада о происхождении вирусов, и тот выглядел как школьник, получивший похвальный лист. Это взбесило меня. Я не люблю Тальбо. Когда он о ком-нибудь говорит: «Это величина!» — так и хочется дать ему пощечину. После их ухода я со смехом сказала Морису:

— Скоро Тальбо и о тебе скажет: «Это величина». К тому идет.

Он рассердился. Стал с большим, чем обычно, жаром упрекать меня, что я не интересуюсь его работами, не придаю значения его успехам'. Он сказал, что ему неважно мое уважение «в общем», если в части меня никогда не трогает то, что он делает. В его тоне было столько желчи, что я похолодела:

— Ты разговариваешь со мной — как с врагом!

В течение десяти лет я проводила руками Мориса захватывающие исследования о взаимоотношениях врача и больного. Я была непосредственной участницей, давала ему советы. И эту связь между нами, такую важную для меня, он решил порвать. Следить за его успехами издали, пассивно, признаюсь, у меня не было никакого желания. Да, я к ним безразлична: он восхищает меня как человек, а не как ученый. А ведь он любил меня за искренность. Не могу поверить, что этим я ранила его самолюбие. Столь низменные чувства не свойственны Морису. Или свойственны, и Ноэли научилась их использовать? Как отвратительно даже подумать такое. Все смешалось в моей голове. Я верила, что знаю, кто такая я, кто такой он, и вдруг я ни его, ни себя не узнаю.

Воскресенье, 6 декабря.Когда подобное случается с другими, то кажется, что это вполне ординарное событие, легко поддающееся анализу, а потому легко преодолимое. Но когда это случается с вами, действительность головокружительна в своем неправдоподобии, и вы обречены на немыслимое одиночество.