Все было как следует. На лакированном подносе в прихожей лежало некоторое число предусмотрительно подготовленных записок, на которых имена ожидаемых гостей объединялись в пары, чтобы каждый знал, с кем сядет рядом за ужином: доктор Ламперт [44]— Соня Гирш, Аксель Рекс — Марго Петерс, Борис фон Иванов — Ольга Вальдгейм и т. д. Представительный буфетчик (недавно поступивший) с лицом английского лорда (так, по крайней мере, находила Марго, иногда останавливавшая на нем взгляд, не лишенный некоторой симпатии) величаво встречал гостей. Через каждые несколько минут раздавался звонок. В гостиной было уже пять человек, не считая Марго. Вот явился Иванов — «фон» Иванов, ибо он полагал, что достоин, чтобы к нему именно так обращались. Он был худощав, лицом чем-то напоминал хорька, отличался гнилыми зубами и носил монокль. Вот явился писатель Баум, толстый, румяный, суетливый человек с сильными прокоммунистическими симпатиями и солидным доходом, с женою, стареющей, хорошо сложенной дамой, плававшей, в дни мутной юности своей, в стеклянном бассейне среди дрессированных тюленей.
Разговор в гостиной был уже довольно живой. Ольга Вальдгейм, белорукая полногрудая певица с волосами цвета апельсинового конфитюра и конфетной мелодичностью модуляций в голосе, рассказывала, как обычно, комичные истории о своих персидских кошках, которых у нее было полдюжины. Альбинус стоял, посмеиваясь, и, через белый бобрик старого Ламперта (прекрасного ларинголога и посредственного скрипача), посматривал на Марго: черное с тюлем платье с бархатно-оранжевой георгиной на груди очень ей, милой душке, шло. Сдержанная и туманная улыбка застыла на ее ярко накрашенных губах: похоже, она не вполне понимала, не морочит ли собеседник ей голову, — а в глазах у нее было особое ланье выражение, означавшее — и Альбинус прекрасно это знал, — что она ни слова не понимает из того, что ей рассказывает Ламперт: в данный момент тот развивал свои соображения о музыке Гиндемита [45].
Вдруг Альбинус заметил, что она жарко покраснела и встала. «Какая глупенькая… Зачем так вскакивать?» — подумал он. Входило сразу несколько человек. Дорианна Каренина, Аксель Рекс и двое малоизвестных поэтов.
Дорианна обняла и расцеловала Марго, у которой замечательно блестели глаза, как бывало во время плача. «Какая глупенькая, — подумал он опять. — Почему она так преклоняется перед этой бездарной актриской?»
Дорианна, впрочем, славилась своими плечами, Джиокондовой улыбкой и хриплым гренадерским голосом.
Альбинус шагнул к Рексу, который, видимо, не знал, кто здесь хозяин, и потирал руки, как будто их намыливал.
— Я очень рад вас видеть у себя, — сказал Альбинус. — Знаете, я вас представлял совсем не таким — полным коротышкой в роговых очках, хотя, с другой стороны, ваше имя всегда напоминало мне о секире [46]. Дамы и господа, перед вами человек, рассмешивший два континента. Давайте же надеяться, что он возвратился в Германию навсегда.
Рекс, перемигивая, стоял и делал маленькие кивки, продолжая намыливать ладони. Он щеголял роскошным костюмом, который казался как бы не в масть среди дурно скроенных немецких смокингов.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал Альбинус.
— Не встречалась ли я где-нибудь с вашей сестрой? — спросила Дорианна своим милым баском.
— Моя сестра, увы, на небесах, — ответил Рекс мрачновато.
— Ах, извините меня, — еле выговорила Дорианна.
— Она еще не родилась, — добавил тот, берясь за стул рядом с Марго.
Взгляд довольно посмеивающегося Альбинуса опять вернулся к ней. Она как-то по-детски наклонилась к соседке — некрасивой, по-матерински заботливой художнице-кубистке Соне Гирш — и, слегка сгорбившись, со слезами на глазах, часто-часто моргая, говорила что-то. Он сверху видел ее маленькое пурпурное ухо, жилку на шее, нежную раздвоенную тень на груди. Лихорадочно и торопливо Марго несла совершенную околесицу и все прижимала ладонь к пылающей щеке.
— Мужская прислуга меньше ворует, — лепетала она. — Конечно, большую картину так просто не унесешь. Я прежде очень любила картины со всадниками, но когда видишь слишком много картин…
— Фрейлейн Петерс, — обратился к ней Альбинус, пытаясь отвлечь и успокоить, — познакомьтесь с человеком, рассмешившим два…
Марго судорожно обернулась и сказала:
— Ах, здравствуйте!
Рекс поклонился и, обратившись к Альбинусу, спокойно сказал:
— На борту парохода я читал вашу превосходную статью о Себастьяно дель Пиомбо [47]. Вы напрасно только не привели его сонетов.
Читать дальше