Фредерик Стендаль - Арманс

— Да, моя дорогая, — произнес он, взглянув наконец на нее, — я тебя боготворю, можешь в этом не сомневаться. Но кто он, этот человек, который боготворит тебя? Чудовище!

При этих словах от нежности Октава не осталось и следа; словно помешанный, он внезапно вырвался из рук Арманс, тщетно пытавшейся его удержать, и убежал. Арманс не двинулась с места. В этот миг раздался звонок к завтраку. Стоило г-же де Маливер увидеть лицо девушки, в котором не было ни кровинки, как она позволила ей уйти из-за стола. Вслед за этим слуга доложил, что виконт де Маливер галопом ускакал в Париж, куда его вызвали по срочному делу.

Завтрак прошел в холодном молчании; доволен был один лишь командор. Его поразило одновременное отсутствие обоих влюбленных, потом он заметил слезы тревоги в глазах у г-жи де Маливер и пришел в восторг, решив, что с женитьбой Октава не все так благополучно, как казалось. «Бывало, что помолвки расторгались и накануне свадьбы», — подумал он и до того размечтался, что даже забыл ухаживать за г-жой де Бонниве и г-жой д'Омаль. Еще больше он обрадовался при появлении маркиза де Маливера, который, несмотря на приступ подагры, приехал из Парижа и был очень разгневан, не застав Октава, заранее им предупрежденного. «Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы здравый смысл возвысил наконец свой голос», — сказал себе командор. Сразу после завтрака г-жа де Бонниве и г-жа д'Омаль разошлись по своим комнатам, а г-жа де Маливер пошла навестить Арманс. После этого целый час с четвертью де Субиран был очень занят, а следовательно, и очень счастлив: он старался поколебать решение шурина относительно женитьбы Октава.

Ответ старого маркиза был безукоризненно благороден.

— Деньги, полученные по закону о возмещении, принадлежат вашей сестре, — сказал он. — Сам я нищий. Только благодаря этому возмещению и стала возможна женитьба Октава. Ваша сестра, кажется, еще больше, чем сам Октав, хочет его брака с Арманс, у которой, кстати говоря, тоже есть небольшое состояние. В таком деле, я, как порядочный человек, могу только советовать. Если бы я, в качестве главы семейства, воспользовался своей властью, это означало бы, что я безжалостно стараюсь отнять у моей жены радость провести остаток жизни бок о бок с женщиной, которая так ей дорога.

Госпожа де Маливер увидела, что Арманс чем-то очень взволнована, но говорить не хочет. На все дружеские расспросы девушка неопределенно отвечала, что между ней и Октавом произошла одна из тех маленьких размолвок, которые бывают даже между самыми любящими друг друга людьми.

— Я уверена, что виноват Октав, иначе ты все рассказала бы мне, — вставая, сказала г-жа де Маливер и оставила Арманс одну, оказав этим ей настоящее благодеяние.

К этому времени Арманс окончательно уверилась, что Октав когда-то совершил страшное преступление. Преувеличивая, быть может, его роковые последствия, он, как человек порядочный, считает теперь, что лишь тогда будет иметь право связать ее судьбу с судьбой убийцы — Арманс допускала и это, — когда скажет ей всю правду.

Осмелимся ли добавить, что такое объяснение странностей Октава немного успокоило Арманс? Она спустилась в сад, тайно надеясь, что встретит его там. Она не испытывала больше никакой ревности к г-же д'Омаль, хотя даже самой себе не признавалась, что именно в этом причина ее счастья и умиления. Арманс была полна самого нежного и великодушного сострадания. «Если нужно будет уехать из Франции, отправиться далеко, хотя бы даже в Америку, что ж, мы уедем, — думала она с каким-то радостным чувством, — и чем скорее, тем лучше». Она уже рисовала себе жизнь в полном уединении, необитаемый остров, словом, обстоятельства слишком романические и, главное, слишком затасканные романами, чтобы на них стоило останавливаться. Октав не появился ни в этот день, ни на следующий, и только к вечеру второго дня Арманс получила письмо из Парижа. Никогда еще она не была так счастлива. Письмо дышало самой пылкой и самозабвенной страстью. «Если бы он был здесь в ту минуту, когда писал, он обязательно рассказал бы мне все», — подумала Арманс. Октав признавался ей, что в Париже его удерживает только стыд, мешающий ему поведать свою тайну. «Не всегда, — продолжал он, — чувствую я в себе достаточно мужества, чтобы выговорить роковое слово даже при вас, ибо оно может ослабить чувства, которыми вы удостаиваете меня и без которых мне не нужна жизнь. Не торопите меня, моя дорогая». Арманс поспешила передать ожидавшему слуге ответное письмо. «Самое большое преступление, — писала она ему, — вы совершили, когда уехали от нас». Как же она удивилась и обрадовалась, когда через полчаса перед ней предстал Октав: он ожидал ее ответа в Лабаре, неподалеку от Андильи.