Ромен Роллан - Четырнадцатое июля

Марат. Кого?

Жюли. Несчастных, которые заперты...

Марат. Где же они заперты?

Жюли. Там, в громадной тюрьме. Они совсем одни, всегда одни — все забыли о них.

В настроении толпы наступает перелом. Внезапно люди становятся серьезными; некоторые насупили брови и, не глядя друг на друга, уставились в землю, что-то бормочут, точно говорят сами с собой.

Марат. Откуда ты знаешь об этом, малютка?

Жюли. Я знаю... Мне говорили... Я часто думаю об этом ночью.

Марат (гладя ее по головке) . По ночам надо спать.

Жюли (помолчав немного, с живостью хватает руку Марата) . Мы ведь освободим их, правда?

Марат. Как же это?

Жюли. Надо только пойти всем вместе.

Толпа (хохочет) . Вот именно. Нет ничего легче!

Девочка поднимает голову и видит плотное кольцо людей, которые с любопытством смотрят на нее. Она облокачивается на стол Гюлена и от смущения прячет личико в сгиб руки.

Конта. Как она мила!

Марат (смотрит на Жюли) . О, святость детства, чистая звезда доброты, как услаждает душу твое сиянье! Какой беспросветный мрак окутал бы землю, если бы не существовало детских глаз! (Направляется к ребенку и подносит к губам ее повисшую вдоль тела ручку.)

Женщина из народа (вбегая) . Жюли!.. Как ты сюда попала?! Что тут происходит? Почему ее окружили все эти люди?

Демулен. Она держала речь к народу.

Хохот.

Мать. Боже мой! Она такая робкая! Что на нее нашло?!

Мать устремляется к Жюли, но не успевает прикоснуться к ней, как Жюли с ребячьим дикарством вскакивает и убегает, не произнеся ни слова.

Толпа (хохоча и хлопая в ладоши) . Спасайся, чертенок!

В глубине сада слышны громкие крики.

— Бежим туда! Скорее!

— Что там случилось?

— Графиню купают!

Конта. Купают графиню?

Толпа. Она поносила народ; за это ее окунули в бассейн.

Конта (взяв Демулена под руку, хохочет) . Бежим скорее! Господи! До чего же это забавно!

Демулен. Самое увлекательное зрелище во всей Европе!

Конта. Дерзкий!.. А наша Комедия?!

Рассмеявшись, оба уходят. Народ с криками и смехом убегает. На первом плане остаются Марат и Гюлен — первый стоит, второй сидит за одним из столиков кофейной. В глубине сцены — плотная толпа; некоторые, взобравшись на стулья, смотрят на что-то, происходящее за сценой. На втором плане, под сводами галерей, продолжают сновать прохожие.

Марат (угрожая толпе кулаком) . Шуты! Им нужна не свобода, а зрелища. Даже в такой день, как сегодня, когда их жизнь поставлена на карту, они изощряются в нелепых выдумках. На все готовы, только бы потешить друг друга. Нет! Хватит с меня. Их восстания похожи на фарс. Если б можно было не видеть всего этого, запереться в подземелье, куда не доходят извне никакие звуки, — оградить себя от людской низости! (Опускается на стул и роняет голову на руки.)

Гюлен (продолжает спокойно сидеть, покуривая трубку и равнодушно, не без иронии, поглядывая на Марата) . Полно, господин Марат, к чему отчаиваться? Не стоит. Они всего лишь большие дети — вот и забавляются, как могут. Вы их знаете так же хорошо, как я. Ведь это не всерьез. Зачем же принимать все так трагически?

Марат (поднимая голову и сурово глядя на него) . А ты кто такой?

Гюлен. Я — ваш земляк из Невшателя в Швейцарии. Не узнаете? Я-то вас хорошо знаю. Еще ребенком видел в Будри.

Марат. Ты — Гюлен? Огюстен Гюлен?

Гюлен. Он самый.

Марат. Что ты здесь делаешь? Ты ведь был часовщиком в Женеве.

Гюлен. Там я жил спокойно. Но мое спокойствие длилось недолго. Мой брат занялся какими-то сомнительными махинациями и опозорил свое честное имя. Затем он счел за благо умереть, оставив жену и трехлетнего ребенка без средств к существованию. Чтобы вытащить их из беды, я продал свою мастерскую. Пришлось отправиться в Париж на заработки, и вот я поступил на службу к маркизу де Вентимилю.

Марат. Теперь меня не удивляют твои гнусные речи. Ты — лакей.

Гюлен. Не вижу в этом ничего дурного.

Марат. И тебе не стыдно прислуживать? Разве ты не такой же человек, как и он?

Гюлен. Тут нечего стыдиться! Все мы кому-нибудь служим, каждый на свой лад. Вот вы — врач, господин Марат. Целый день вы осматриваете всякие болячки и стараетесь возможно лучше лечить их. Вы ложитесь спать чуть ли не на рассвете и вскакиваете ночью по первому зову больных. Разве это не служба?