Ромен Роллан: Робеспьер

Потом исчезает и сама колесница... Только Робеспьер с горсткой приверженцев продолжает свой путь, пробиваясь сквозь хмурую и безмолвную толпу, к которой он взывает в тревоге.

Голос Робеспьера(Робеспьер простирает руки к народу) . О мой народ, мой единственный друг! Что бы ни случилось, мы останемся навеки вместе. Счастье и горе, радость и страдание, жизнь и смерть — все я поделю с тобой. В твоей любви, в твоем доверии — единственный смысл моей жизни. Не отнимай же их у меня! Я твой. Я так долго боролся за тебя! Ночь приближается. Я так устал! Не покидай меня!

Голос народа. Мы не покинем тебя. Мы последуем за тобой, куда бы ты ни шел.

Голос Робеспьера. А знаешь ли ты, куда я иду?

Видение.

В конце проспекта, уходящего вдаль, как аллея Елисейских полей, в самой глубине, вместо Триумфальной арки появляются очертания гильотины... И вдруг эта картина, эти видения — все исчезает. Робеспьер по-прежнему лежит на столе. Вокруг него шумит и толпится народ.

Возгласы. На гильотину!..

— Ты спишь, предатель?

— Просыпайся!

Лицо Робеспьера искажается от боли. Сен-Жюст встает с места и старается через головы людей увидеть Робеспьера, но ему мешает шеренга зевак, которые толпятся вокруг стола и осыпают раненого оскорблениями.

Первый жандарм(заметив Сен-Жюста) . Дайте же ему посмотреть на своего учителя!

Толпа расступается и пропускает Сен-Жюста; тот, подойдя к столу, склоняется над Робеспьером. Они без слов обмениваются долгим взглядом, полном любви и преданности... Сен-Жюст выпрямляется и глазами указывает Робеспьеру на доску [31] См. гравюру Дюплесси-Берто, где Робеспьер делает судорожные усилия, чтобы повернуться и увидеть у себя над головой доску с текстом Декларации. — Р. Р. , прибитую к стене над его изголовьем.

Сен-Жюст. Декларация прав человека... Наше создание... Она победит!

Занавес.

Заключительная сцена для народного театра. В тот же день, 10 термидора (28 июля), около 6 часов вечера. Площадь Революции (ныне площадь Согласия). Вид на площадь с угла, возле террасы Тюильрийского сада (со стороны нынешней улицы Риволи). Находящиеся на сцене видят гильотину посреди площади, но из зрительного зала ее не видно. Густая толпа внимательно, тревожно, настороженно смотрит на площадь. Многие поднимаются на цыпочки, некоторые несут на плечах детей.

В заднем ряду (ближе к публике), прижавшись к стене террасы, стоят Билло, Баррер, Матьё Реньо, Бабеф, потрясенные и безмолвные. Карье с трудом сдерживает прерывистое дыхание. Поодаль стоят Межан, Коллено, шпионы, подвизающиеся в Комитете, мюскадены.

Впечатление огромной толпы, которая, простираясь за пределы сцены, бушует и волнуется, словно океан. Занавес подымается в ту самую минуту, когда, под резкую барабанную дробь, падает голова Робеспьера. При этом звуке толпа содрогнулась и отхлынула с громким криком «а-а!».

Голос из толпы. Ты слышал, как волк завыл?

Kaрье(в неистовстве) . Скатилась с плеч голова тирана!

Голос(из группы Межана и мюскаденов) . Смотри, Карье, как бы и твоя не скатилась!

На площади наступает глубокая тишина. Реньо и Билло, опустив головы, не смеют поднять глаза.

Реньо(удручен) . Приди в себя, Билло!

Билло(тоже удручен) . Уже кончено?

Голоса в толпе. Нет, еще один.

— Кто это?

— Сен-Жюст.

— Он будет говорить?

— За весь день он не разомкнул губ...

Мгновение полной тишины; толпа затаила дыхание. Затем громкое «а-а!», как удар топора — и больше ни звука.

Коллено. Счет закрыт.

Межан(искоса взглянув на Билло, Реньо и других) . Нет, пока еще нет. Счет остается открытым. (Направляется к Бабефу, отвернувшемуся, чтобы не видеть площади.) Поздравляю, Бабеф. Не прошло и недели, как ты вышел из тюрьмы, а времени даром не потерял.

Бабеф(со стоном) . Нет, нет, я этого не совершал!

Матьё Реньо. Мы это сделали! Мы все, и ты тоже, Бабеф, мы совершили самоубийство!

В этот миг Билло, до сих пор молчавший, в отчаянье хватается за голову и, расталкивая соседей, бросается прочь.

Реньо(удерживая его за руки) . Нет, Билло! Теперь не время бежать... Слышишь? Мы должны держаться вместе.

Остервенелая, бушующая толпа подступает к ним... Вой, рев, визгливые плясовые напевы, ликующие злорадные песни. Реакция сразу подняла голову; она страшна в своем неистовом, разнузданном натиске. Тайные агенты и мюскадены Межана науськивают людской поток против якобинцев, инстинктивно сплотившихся на углу площади.