Ромен Роллан - Робеспьер

Робеспьер. Несколько минут назад он предлагал мне голову Карье.

Кутон. Думаю, что теперь он предлагает Карье твою голову.

Леба. Напрасно вы собрали в стенах Парижа всех этих опальных проконсулов.

Робеспьер. Необходимо было освободить от них измученную провинцию, довольно эти пиявки сосали кровь Франции.

Леба. Если вы не можете (а я бы этого хотел) заключить с ними мир, то вы должны их обезвредить.

Робеспьер. Им удалось запутать в свои грязные дела многих членов Конвента, чьи голоса нам необходимы. Правосудие Революции уже больше не в наших руках. Чтобы одолеть этих негодяев, обычные способы не годятся.

Кутон. Изобретем новые.

Робеспьер. Мы не должны нарушать законы.

Кутон. Да ведь законы исходят от нас. Зачем же нам нарушать их? Издадим новые законы, нужные Республике.

Леба. Довольно препираться! Если заговор налицо, не теряйте времени! По закону или против закона, разите врага, пока он не успел опомниться!

Робеспьер. Ты ли это, прежний законник, столь педантичный в суде? Ты был так щепетилен, ты первый требовал точного соблюдения законов.

Леба. В армии мы с Сен-Жюстом поняли, что высший закон — это любой ценой добиться победы. Каждую минуту нам приходилось самолично, бесконтрольно принимать решения, не подлежащие обжалованию. С точки зрения закона мы, пожалуй, заслуживали порицания. Но, подобно Цицерону, приказавшему удавить Катилину, я мог бы сказать: «Клянусь, что мы спасли отечество!»

Робеспьер. Вы спасли его. Но и спасители могут когда-нибудь стать опасными для Республики.

Кутон. Таковы судьбы Революции. В ее буйном кипении формы непрерывно меняются, и надо зорко следить, как бы орудие, выкованное в свое время для защиты Свободы, не стало впоследствии орудием угнетения. Тогда ломайте его немедленно.

Робеспьер. Именно таким орудием стали наши ярые террористы, проконсулы в провинциях.

Кутон. Однако и противоположный полюс — переряженные роялисты — представляет не меньшую опасность. Чтобы обуздать и тех и других, бешеных и умеренных, нам придется, Максимилиан, разоружив проконсулов, завладеть их оружием и, заменив их, смело возглавить борьбу за равенство, довести до конца Революцию.

Робеспьер. Я желаю этого не менее пламенно, чем ты. Вам известны мои сокровенные мысли. Я всегда был и всегда буду за народ, заодно с народом, против бесстыдного класса алчных торгашей, хищников, пиявок, сосущих кровь Революции, хотя мы все трое (чем я отнюдь не горжусь) происходим из буржуазии, а для нее, как говорил Руссо, сама Свобода — «лишь средство беспрепятственно приобретать и благополучно владеть». Буржуазия на все пойдет, ни перед чем не остановится, лишь бы держать народ в ярме и задушить все успехи Революции. Наша главная внутренняя угроза — это алчность и эгоизм ненасытных буржуа. Мы убедились во время их дикого произвола в Марселе, Бордо и Лионе, на что они способны. Они одержали бы верх и в Париже, если бы тридцать первого мая народ не восстал. Мы должны постоянно поддерживать пламя восстания в народе, постоянно сохранять огонь под пеплом [3] Подлинные слова Робеспьера (из секретных записок между 31 мая и 2 июня 1793 года и из речи якобинцам 28 июня 1793 года). — Р. Р. . Пусть ничто не нарушает нашей кровной связи с народом! Вместе с тобой и Сен-Жюстом я признаю необходимость классовой политики, изъятия награбленных богатств в пользу неимущих — в этом суть наших Вантозских декретов. Но при выполнении этих декретов необходимо соблюдать осторожность. Мы вынуждены быть осмотрительными, пока неприятель топчет нашу землю. В руках богачей государственный кредит, от них зависит снабжение армий. За вами дело, Леба, Сен-Жюст, — ведите наши доблестные войска, отбросьте внешнего врага за пределы родины, и тогда, наконец, мы сможем обратить силы против врага внутреннего!

Кутон. А до тех пор сколько вреда он успеет причинить! И одно из главных зол — щадя врага, мы потеряем доверие народа, который не поймет нашей политики.

Робеспьер. Народ готов пойти на все жертвы, если воззвать к его высоким чувствам, к священному источнику, который пытались замутить эбертисты. Наш первый, неотложный долг — пробудить в миллионах сердец французского народа веру в нравственность, врожденное религиозное чувство, которое закаляет душу и помогает бестрепетно пройти сквозь огонь и пламя, вселяя в нас надежду на бессмертие.