Теодор Шторм - Всадник на белом коне

«Всадник на белом коне» — хронологически последнее (1888) и самое значительное произведение Т. Шторма — итог и идейная вершина всей его творческой биографии, признанный шедевром немецкой литературы. Повесть о строителе плотин Хауке Хайене вошла в сознание немцев — по меньшей мере это верно для населения Ютландского полуострова — чуть ли не как национально-героический эпос Нового времени и до наших дней прочитывается именно в таком, героическом варианте. Эта историческая новелла сыграла в творческом наследии Шторма столь же значительную роль, как и «Фауст» — в творчестве Гёте. И это сравнение, как мы далее увидим, вовсе не случайно: желание сопоставить оба шедевра немецкой литературы возникает едва ли не у всякого, кто прочитал оба эти произведения. Сближению двух главных творений Шторма и Гёте способствует прежде всего психологическое и идейное сходство их целеустремленных заглавных героев-исследователей, использующих добытые знания на благо людей будущего, и соотносимая общественно-нравственная значимость их деяний.

Сразу же следует оговориться, что русскоязычный перевод заглавия новеллы не совсем точно передает нюансы немецкого названия «Der Schimmelreiter» (дословно: «Всадник, едущий на сивой лошади»), ибо словосочетание «белый конь» теснейшим образом связано для русских с победой и триумфом («въехать в город на белом коне»), чего у Шторма нет. Для немецкого читателя таких ассоциаций вообще не возникает. Напротив, всякая попытка пафосного восприятия названия свелась бы на нет вторым значением слова «der Schimmel» — «плесень».

Последняя новелла Шторма многоаспектна и философски глубока. Она создавалась в 1885–1888 годы и была закончена в месяцы последнего творческого взлета, когда смертельно больной писатель милосердно позволил обмануть себя фиктивным диагнозом знакомых врачей и вопреки всем грозным симптомам поверил, что его болезнь (рак желудка) — всего лишь вполне излечимое расширение аорты.

В сюжетную канву повествования о несгибаемом Хауке Хайене писатель вплел несколько распространенных среди жителей Фрисландии легенд об обычаях восточных фризов, о плотинах и их строителях, о трагедиях, приключавшихся на морских побережьях в стародавние времена. Шторм по роду своей профессиональной деятельности судьи, адвоката, полицмейстера (фогта) постоянно сталкивался с жителями побережья и островов-халлигов, вел в суде их гражданские и уголовные дела, знал их быт и обычаи и как литератор собирал и публиковал изустные североморские предания. При работе над этой повестью, помимо консультаций у специалистов, ему очень помогли литературные источники, например, книга «Народные сказания Восточной Пруссии, Литвы и Западной Пруссии» {20} , в которой — особенно в легенде «Прорыв плотины при Зоммерау» — среди прочего рассказывалось и о человеческих жертвоприношениях, совершавшихся суеверными жителями маршей во имя безопасности плотин. В частности, там шла речь о несчастном нищем, которого строители сбросили во время бури в пробой плотины и засыпали землей — только так удалось заткнуть промоину в дамбе. Эта легенда приведена в разделе «Дополнения» настоящего издания.

Однако лишь в 1949 году ученым-германистам удалось обнаружить главный литературный источник, давший писателю непосредственный импульс для создания новеллы. Сам Шторм, как и его герой-повествователь из вводной части, не мог впоследствии вспомнить точно, в каком издании «когда-то в детстве» эту историю вычитал. А вычитал он ее, как показали исследования, не «когда-то в детстве», не в восьмилетнем возрасте, а не ранее 1844 года (Шторму было тогда 27 лет), во втором томе книги «Плоды для чтения с нив новейшей литературы на родине и за рубежом», вышедшем в Гамбурге, куда эта история, в свою очередь, попала из прусского журнала «Данцигский пароход» {21} . Журнальная версия рассказа (она приводится в разделе «Дополнения» настоящего издания) фигурировала под названием «Призрачный всадник. Дорожное приключение».

В этом обнаруженном сравнительно недавно журнальном первоисточнике рассказывалось о всаднике в черном плаще, появляющемся на белом коне на берегу Вислы всякий раз в том месте, где во время бури возникает опасность прорыва противопаводковых плотин. Когда-то этот призрак был человеком, исполнявшим должность плотинного присяжного, и по его вине во время большого наводнения была прорвана дамба и погибло много людей, из-за чего он тогда покончил жизнь самоубийством. Теперь призрак всадника, как бы искупая свою вину перед земляками, продолжает стеречь дамбу и во время бури каждый раз бросается вместе с конем в то место, где плотине угрожает опасность прорыва.