Теодор Шторм - Всадник на белом коне

— А если все же решится?

В темных глазах девушки промелькнула насмешка.

— Тогда пусть утрется, если вечером вздумает танцевать с хозяйской дочкой.

Хауке кивнул ей, ободрившись.

И вот теперь молодые люди, пожелавшие участвовать в игре, стояли перед трактиром, переминаясь от холода с ноги на ногу, и разглядывали верхушку каменной церковной колокольни, располагавшейся неподалеку. Пасторские голуби, кормившиеся летом с деревенских полей, а зимой искавшие себе пропитания у крестьянских дворов и амбаров, только что прилетели назад и скрылись под гонтом колокольни, где были их гнезда; на западе, над гаффом, пылал огненный закат.

— Быть завтра хорошей погоде, — заметил один из парней, шагая взад-вперед. — Но холод лютый!

Второй, увидев, что голуби уже больше не летают, вошел в дом и встал у двери, из-за которой доносились оживленные голоса; остальные, в том числе и младший батрак смотрителя, последовали его примеру.

— Послушай-ка, Хауке! — сказал парень. — Там о тебе спор идет! — И парни отчетливо услышали скрипучий голос Оле Петерса:

— Младших батраков и подростков не допускать!

— Подойди-ка поближе. — Один из парней потянул Хауке за рукав, пытаясь подтащить к двери. — Услышишь, как высоко они тебя ценят!

Но Хауке вырвался и вновь ушел на улицу.

— Они нас не для того выгнали, чтобы мы подслушивали! — сказал он, обернувшись в дверях.

Перед домом стоял еще один парень.

— Боюсь, как бы не вышло загвоздки, — заявил он, — мне ведь еще нет восемнадцати. Надеюсь, они не потребуют записи о крещении. Тебя-то, Хауке, твой старший батрак непременно вытащит!

— Вот именно вытащит, — проворчал Хауке и поддал ногой камень, — но никак не «втащит»!

В комнате разгорелся громкий спор, но постепенно голоса смолкли, и вновь можно было различить тихий свист норд-оста, овевавшего церковную колокольню. Парень, что подслушивал у дверей, вышел опять на улицу.

— Так кого они допустили к игре? — спросил восемнадцатилетний.

— Вот его! — ответил тот, указывая на Хауке. — Оле Петерс хотел его в подростки записать, но все так расшумелись! Йес Гансен сказал, что у Теде Хайена есть скот и земля. «Да, — закричал Оле Петерс, — эту землю можно в тринадцати тачках прочь увезти!» И наконец в спор вступил Оле Хенсен. «Тише, вы! — крикнул он. — Я вас сейчас научу! Скажите-ка, кто первый человек в деревне?» Тогда они все замолчали и как будто задумались. И тут вдруг один сказал: «Так, на верно, смотритель!» И все другие тоже закричали: «Ну конечно, смотритель!» — «Ну а смотритель-то у нас кто? Только подумайте хорошенько!» И тут один стал тихонько смеяться, потом другой, и наконец все принялись громко хохотать. «Ну так позовите его, — сказал Оле Хенсен, — не хотите же вы самого смотрителя за дверь выставить!» Я думаю, они там до сих пор смеются, а голоса Оле Петерса больше не слышно, — заключил парень свой рассказ.

Почти в ту же секунду отворились двери, и из комнаты послышались голоса:

— Хауке, Хауке Хайен!

Громко и радостно отозвались они в морозной ночи.

Хауке поспешил в комнату, но уж не слушал разговоров о том, кто тут смотритель, и своих заветных мыслей никому не выдал…

Возвращаясь в хозяйский дом, он заметил Эльке, которая стояла внизу у самой калитки; свет месяца сиял над необозримой ширью белых от инея выгонов.

— Это ты, Эльке? — спросил юноша.

Эльке кивнула.

— Ну как? — в свой черед спросила она. — Осмелился он что-то сказать?

— Лучше бы он этого не делал.

— И что же?

— Да, Эльке, мне все-таки позволили завтра

попытать счастья!

— Доброй ночи, Хауке!

И она легкой походкой взбежала вверх по насыпи и скрылась в доме.

Он медленно последовал за ней.

Около полудня на дальнем выгоне, тянувшемся вдоль внутренней стороны плотины к востоку, собралось огромное количество народу. Люди то замирали неподвижно, то отступали на несколько шагов вниз по склону, ближе к своим приземистым длинным лачугам, когда деревянный шар, от удара такого же шара, что случилось уже дважды, летел под полуденным солнцем через очищенную от инея площадку. Команды игроков стояли посередке, их окружал и стар и млад. Тут были хозяева домов и постояльцы, и с маршей и с гееста, старики в длиннополом платье, неспешно покуривавшие короткие трубки, и женщины в платках и жакетах, с младенцами либо детьми постарше, которых приходилось держать за руку. Неяркое солнце отражалось меж верхушками тростника на льду замерзших канав, через которые теперь свободно переходил народ; стоял сильный мороз, но игра продолжалась, и глаза всех следили за деревянным шаром, от полета которого сейчас зависела честь целой деревни. Представитель деревенской команды имел белый, а от гееста — черный жезл с железным острием; этот жезл, при презрительном молчании или же под издевательские смешки, втыкался там, где деревянный шар заканчивал свой путь; победившей считалась команда, чей шар раньше достигал цели.