Борис Васильев - Были и небыли

— Все резервы — в бой!

Либавский полк и два стрелковых батальона, посланные на помощь, вдохнули новые силы в атакующих. Последние шаги были пройдены, и перед редутами начался рукопашный бой. Из редутов выкатывались новые и новые цепи, тысячи людей, скользя и падая, остервенело дрались на скатах. Русские гнулись, подавались назад, снова отбрасывали аскеров и снова пятились; они еще держали строй, еще не давали разорвать его, они еще верили в победу.

— Они не выдержат! — крикнул всегда невозмутимый Куропаткин. — Прикажите отступить, пока их всех не перекололи. Резервов больше нет!

— Нет? А мы с тобой, Алексей Николаевич, на что тогда? Мы и есть последний резерв. Коня!

Скобелев первым доскакал до войск: лошади Куропаткина и Млынова завязли в топях Зеленогорского ручья. Появился вдруг, с саблей в руках — мокрый, с растрепанной бородой, в неизменном, заляпанном грязью белом сюртуке.

— Последний рывок, ребята! — прокричал он, отбиваясь саблей. — Не приказываю — прошу: за мной!

Смяв конем аскеров, прорвался, поднял лошадь и послал ее через глинистый откос редута. Лошадь прыгнула на защитников, Скобелев с трудом удержал ее на ногах, рубя саблей растерявшихся турок. Он не оглядывался, он знал, что его солдаты пройдут за ним сквозь любые заслоны. И когда начала валиться проткнутая штыками лошадь, а его самого стали быстро и весьма бесцеремонно стаскивать с седла, он ни секунды не сомневался, что стаскивают его свои. Только тогда он опомнился и уже стал различать лица: до этого в глазах стояло что-то однообразно враждебное, сине-красное.

В самом редуте боя уже не было; он шел в траншее, на подступах ко второму редуту и в садах Плевны. Скобелев хотел задержаться, чтобы оценить, как складывается обстановка, но Млынов привел коня, и офицеры, чуть ли не силой выпроводили генерала в тыл. За командира остался Куропаткин.

В то время, когда скобелевцы отбивали беспрестанные контратаки турок, а Осман-паша приказал выводить обозы и готовить прорыв на Софийское шоссе, Александр II сокрушенно вздохнул:

— Неудача.

— Скобелев удерживает Зеленые горы, ваше величество, — рискнул возразить Милютин.

— Надолго ли? — отрывисто спросил Николай Николаевич старший. — Если его сомнут, турки ринутся к Свиштову. Нужно озаботиться безопасностью государя: сражение проиграно. Пусть Скобелев пока сковывает противника, резервов ему более не давать. Все резервы — на защиту путей отступления.

— Опять неудача! — еще раз вздохнул император. — А так счастливо начинался день!

Через несколько минут после этого горестного вздоха скобелевцы под командованием подполковника Суздальского полка Мосцевого ворвались в редут Иса-Ага — последнее турецкое укрепление перед Плевной. Брешь была пробита во второй раз: оставалось, подтянув свежие силы, лишь вкатиться в город, защищать который противник не имел ни веры, ни возможности. Но командиры этих свежих сил уже получили иные приказы: прикрывать бегство державного именинника и его гостей.

Первые обозы уже тронулись из Плевны, когда Осман-паша прислушался:

— Если я слышу, как скрипят колеса, значит, русские прекратили штурм?

— Русские атакуют только со стороны Зеленых гор.

— Слава аллаху, они не поверили в мое поражение. Остановите обозы.

Скобелев был у Зотова. Вопреки обыкновению он не шумел, не требовал, не доказывал — даже не объяснял, что его солдаты, вторые сутки бессменно ведущие бой, по собственной инициативе просочились сквозь турецкие цепи, завязав перестрелку в городе. Что, обреченные на смерть и понимающие это, они отвлекают противника, чтобы успеть подтянуть резервы. Он только просил:

— Ваше высокопревосходительство, хотя бы полк. Свежий полк.

— У меня нет более полков, Михаил Дмитриевич, голубчик, поверьте мне, наконец. Все резервы — в руках его высочества главнокомандующего: он держит дорогу к переправам.

— Стратеги…

— Я попрошу генерала Крылова с зарею атаковать турок, — помолчав, сказал Зотов. — Это поможет вам вывести из боя войска.

— Какие войска? — с горечью спросил Скобелев. — Мертвые не выходят из боя, генерал. Они в нем навсегда. Навеки.

— Это единственное, что я могу сделать для вас, Михаил Дмитриевич.

Скобелев молча поклонился и вышел. Не свойственная его натуре апатия вдруг охватила его, парализовав и силы, и волю. Уже в сумерки прибыв на позиции, он выехал на скат перед ручьем. За противоположным подъемом, заваленным телами убитых, виднелись редуты. Они молчали, а редкая перестрелка шла за ними, на окраине города. Там аскеры добивали его солдат, и он ничего уже не мог сделать, чтобы спасти их.