Курбан Саид - Девушка из Золотого Рога

«Какая красивая шея, — думал он, — и такие мягкие светлые волосы! Везет же Хасе с женщинами. Правда только вначале, удержать их он не может. Странно, что она своего мужа все еще называет Хасой, значит подсознательно она все-таки считает его чужим. Красивая грудь! Может Хаса вовсе не приедет следом? Как хорошо у человека идут дела в клинике, и при этом от него требуются только практические навыки. Вечером я закажу шампанское и буду долго говорить о Хасе, расхваливать, разумеется. Это срабатывает всегда. Главное, заслужить ее доверие. Кроме того, она сильно тоскует по родине. Скрытый „отцовский комплекс“. Нужно будет потрудиться. А эта шея! Хаса точно, еще не дорос до нее. Если она темпераментная, то я смогу уже сегодня чего-то добиться».

Так думал Курц, ведь у него был высокоорганизованный мозг, предназначенный для глубокого мыслительного процесса.

Машина остановилась у гостиницы «Южный вокзал». Из окон большого зала открывался прекрасный вид на скалистые горы и широкий каньон долины.

Азиадэ внезапно охватил порыв жизнерадостности.

— Как красиво, — воскликнула она, выйдя на террасу.

Голубые горы, прохладный чистый воздух, бескрайний горизонт, очерченный горной цепью… Как было бы здорово остаться здесь, укрытой от земной суеты крутой горной стеной.

Внизу, в городе Хаса сидел у кровати хрипящего ребенка, в прихожей их квартиры на Ринге Хасу ждал задыхающийся баритон, подозревающий у себя рак; внизу, в городе зазвонил телефон, девушка подняла трубку — из отеля спрашивали супругу доктора Хасы, и девушка ответила, что милостивая фрау в Земеринге. Внизу, в городе элегантно одетый иностранец спрашивал у портье гостиницы, как добраться до Земеринга. Но всего этого Азиадэ не знала, но даже если бы и знала, то не обратила бы на это внимания.

— Пойдемте, погуляем, — предложила она Курцу.

Они направились по узкой улочке вверх, к отелю «Панханс». Слева грозно чернел полный доисторического мрака лес.

— Знаете, — сказала Азиадэ, — я никогда не видела гор. Я была только на Босфоре и в Берлине. Мне постоянно кажется, что это всего лишь крепости или развалины старинного замка.

Курц бросил на нее внимательный взгляд и заговорил тихим, проникновенным голосом. Он говорил, и сам был тронут глубиной собственных слов.

«Эта женщина вдохновляет меня», — думал он, не подозревая, что Азиадэ совсем не слушала его.

Они спустились в долину, где на невысоком холме стояла старинная кирха, на ее почерневшей от времени табличке у входа значилось: «Мария-Покровительница защитит от врагов».

Азиадэ долго рассматривала эту надпись, заключающую в себе для нее целый мир. Может, эта кирха видела еще победное шествие турков. Может, по этим горам когда-то скакали на длинногривых конях османские лучники. Деревни полыхали в огне. На маленькой площади, в центре которой стояла кирха, горели костры, у них грелись солдаты, жаждущие добычи, ждущей их за воротами Вены. Двери кирхи были закрыты, но молчаливо и мудро глядела надпись, одержавшая верх над чужой армией, над жестокими полководцами, над всем домом Османов.

Азиадэ оглянулась вокруг — над местностью царил глубокий покой.

— Вы счастливый народ, — вздохнув, сказала она, — вы живете в прекрасной стране, — в ее голосе прозвучала печаль и тихая зависть.

Но Курц, поглощенный мыслями о ее пухлых губах и необычном разрезе глаз, не заметил этого, продолжая что-то говорить. А Азиадэ становилась все молчаливей и печальней, потом ее вдруг поразила мысль о том, что отныне и она сама принадлежит этой прекрасной и зеленой стране и должна радоваться, что у дверей этой маленькой кирхи когда-то разбилась мощь дома Османов. Задумчиво она пошла в отель. Курц шел рядом.

— По вечерам, — сказал он, — в холле отеля подают «пятичасовой чай». Там всегда очень много иностранцев. Вы не окажете мне честь?

Азиадэ кивнула, продолжая думать о церкви с древней надписью, и ей впервые пришло на ум, что она уже перестала быть турчанкой, и ее дети и дети ее детей никогда уже не будут турками.

В пять часов она сидела с Курцем за низким столиком в холле. Оркестр играл какую-то незнакомую грустную мелодию. Танцующие пары кружили по паркету, и до Азиадэ доносились обрывки фраз, на всех языках мира содержащие одни и те же любовные признания. Курц с поклоном пригласил ее. Они танцевали, и ритм незнакомой мелодии постепенно овладевал Азиадэ. Было так приятно танцевать в светлом зале, на фоне голубых гор. Рука Курца едва касалась ее талии. Несомненно он был порядочным человеком, знающим, как следует вести себя с женой друга. Мимо них, тесно обнявшись, проплывали в танце мужчины и женщины. Азиадэ ловила на себе похотливые взгляды мужчин. Она ощущала дыхание чужого тела. Это была прекрасная страна, прекрасный отель, и жизнь сама была прекрасна и вовсе не так сложна.