Курбан Саид - Девушка из Золотого Рога

Азиадэ сидела неподвижно с полузакрытыми глазами, охваченная неожиданным чувством самоотверженности. Она крепко сжимала ручку окна и все настоящее, казалось, исчезало вместе с шумом остающихся позади километров. Машина превратилась в ковер-самолет, а ночной ветер толкал ее все ближе и ближе к чужому человеку, который, загадочным образом связанный с ней, несся к невидимой цели, ведомый той же силой, что и она.

Она бросила взгляд на приборную доску. Стрелка показывала на какую-то цифру, но девушка уже не понимала, много это или мало. Она просто сидела, растворившись в ветре, в скорости, в призрачном свете далекой радиобашни.

— Довольно, — обессилено прошептала она.

Хаса медленно повернул в сторону города. Его утомленные красивые глаза были полны грусти и облегчения. Он остановил машину на Уландштрассе. Азиадэ обняла его за шею, и он наклонился к ней.

— Спасибо, — сказала Азиадэ тихим, идущим откуда-то издалека голосом.

Хаса ощутил тепло ее щеки и частое дыхание по-детски нежного рта. Он коснулся губами ее щеки и закрыл глаза. Губы Азиадэ были совсем рядом. Он посмотрел на нее. Девушка неподвижно и испуганно всматривалась куда-то вдаль.

— Спасибо, — сказала она еще раз, молча вышла из машины и исчезла за дверью.

Потрясенный Хаса зачарованно смотрел ей вслед.

«…И сказал народ Китая: „Уничтожим турков. Тюркского народа больше не должно существовать“.

Тогда заговорило небо тюрков, священная земля и вода тюрков: „Тюркский народ не должен исчезнуть с лица земли. Да здравствуем мы“.

Произнеся эти слова, небо подняло моего отца Ильтерес-хана за волосы над всем народом. И тогда мой отец, хан, сказал….»

Азиадэ водила пальцем по руническому тексту.

«Вообще-то не „сказал“, а „провозгласил“», — устало подумала она и таинственные угловатые линии древнего шрифта поплыли у нее перед глазами.

Тысячи лет назад великий древний народ воздвиг себе памятники в далеких монгольских степях. Народ этот перекочевал, но их примитивные письмена сохранились. Ветхие и загадочные глядели они в бескрайние монгольские степи, в темное зеркало холодной безымянной реки. Камни осыпались и кочевники, проходя мимо, боязливо смотрели на разрушенные памятники былой славы. Путники из далеких стран, путешествуя в изнуряющей жаре монгольских степей, приносили на Запад вести о загадочной письменности. Снаряжались походы, опытные руки переписывали таинственные руны. Потом, аккуратно напечатанные, они перекочевывали в тихие кабинеты ученых. Сухие, жилистые пальцы бережно водили по этим таинственным знакам, ученые лбы морщились над ними. Постепенно тайна письменности была раскрыта, и из угловатых ветхих иероглифов донесся вой степных волков, возник древний кочевой народ, появился вожак на низкорослом, долгогривом коне, зазвучали рассказы о древних путешествиях, войнах и героических походах.

Азиадэ растрогано смотрела на рунические письмена. Ей казалось, что она читает в этих черных угловатых линиях историю своих снов, желаний и надежд. Что-то притягивающее и могущественное возникало за этим беспорядком примитивных форм и словообразований.

Ей открывалось таинство начала, сокрытое в древних звуках ее рода.

Перед ее взором вставали первые представители зарождающегося народа, которые когда-то перешли обледеневшие снежные степи и создали первые звуки и тоны своего языка.

Азиадэ провела своим маленьким пальцем по линиям письменности и медленно прочитала:

«Моему брату Гюль-Текину было всего шестнадцать лет, и посмотрите, что он сделал! Он вступил в битву с людьми с косами и победил их. Он ринулся в бой, и его воинственная рука настигла врага — Онг Тутука, правившего пятьюдесятью тысячами людей».

Резко прозвенел звонок. Азиадэ подняла голову и потерла уставшие глаза. Она сидела в маленьком читальном зале семинария, а вокруг доносились перешептывания синологов, приглушенные гортанные голоса арабистов и тихие движения губ египтологов, проглатывающих согласные и открывающих все тайны долины Нила, вплоть до загадки правильного произношения слова Осирис.

Азиадэ поднялась и посмотрела на расписание.

— Первые Османы, — прочитала она. — Лекционный зал 8: доцент доктор Майер.

У входа в лекционный зал ей встретился венгр, доктор Журмай, который восторженно рассказал ей о только что открытом туранизме в финно-угорских агглютинациях.

Азиадэ рассеянно слушала его. Она всего один раз в жизни видела живого финно-угра. Это был полный блондин — стюард из Гельсинфорса, от которого пахло ромом, и который постоянно сквернословил. Странно было думать, что его род происходил из тех же далеких степей, откуда когда-то появились первые османы, перекочевавшие потом на Запад.