Дэвид Герберт Лоуренс - Дева и цыган

Среди смирных псов Лео выделялся разве что породой.

После танца он расхрабрился и как ни в чем не бывало подошел к Иветте, присел рядом.

— Ну как, ты все обдумала?

Самодовольный, решительный, раскормленный парень. Иветта заметила, как, садясь, он поддернул брюки, и неожиданно для самой себя разозлилась. Ноги у него самые заурядные. А сел он по-хозяйски, уверенно.

— Обдумала что? — рассеянно спросила она.

— Сама знаешь, — хмыкнул он. — Согласна, что ли?

— На что согласна? — невинно спросила она, ничуть не притворяясь — мысль о помолвке уже затерялась в памяти.

— Ну что ты в самом деле! — Лео снова поддернул брюки. — Со мной обручиться, вот на что. — Говорил он почти так же небрежно, как и сама Иветта.

— Да об этом и речи быть не может, — спокойно и любезно, словно о пустяке, сказала она. — Я уж и думать забыла. Стоит ли всякие глупости вспоминать? И речь заводить?

— Ах вот что? — Лео усмехнулся ее холодному и отчужденному ответу. — А о чем же тогда можно речь заводить? Или ты хочешь умереть старой девой?

— А мне все равно, — беспечно отмахнулась она.

— Зато мне не все равно, — ответил он.

Иветта обернулась и с удивлением воззрилась на него.

— Тебе-то что? Не все ли равно, останусь ли я старой девой или нет?

— Далеко не все равно. — Лео дерзко, с особым смыслом улыбнулся ей — не мытьем, так катаньем он заставит ее понять, о чем думает.

Однако дерзкая улыбка не достигла самого сокровенного уголка ее души и, словно неточно пущенный теннисный мяч, лишь скользнула поверху и тут же рикошетом больно ударила по нему.

— Дурацкая это затея — помолвка, — по-девчоночьи зло бросила Иветта. — Да и ты уж, наверное, обручен с… — Она вовремя спохватилась: — С дюжиной других девушек. И вообще, с чего ты взял, что мне это приятно? Если кто узнает… Ох, если кто узнает! Я об этом и словом не обмолвлюсь, думаю, и у тебя хватит ума помалкивать… А вот и Элла! — И, отвернувшись от Лео, она грациозно — ни дать ни взять нежный цветок на высоком стебле — прошествовала к поникшей Элле Фрамли.

Лео хлопнул белыми перчатками по колену.

— Ишь, кошка злючая!

Но большим псам даже нравится, когда на них шипят кошечки. И Лео стал пуще прежнего выделять Иветту.

Всю следующую неделю лил дождь. Иветта беспричинно злобилась. Ей нестерпимо хотелось солнца, особенно когда неделя подошла к концу. А почему — этим вопросом она не задавалась.

В четверг — вот радость-то! — подморозило, кругом все заиндевело. Приехал на машине со своей компанией Лео. Но Иветта нелюбезно и непонятно почему отказалась ехать на прогулку.

— Спасибо, не хочется, — только и сказала она, упиваясь своим упрямством. На прогулку к Черным скалам, мимо покрытых изморозью крутобоких холмов она отправилась в одиночку.

И следующий день выдался солнечным и морозным. Близилась весна, но здесь, в северном краю, февральское солнце еще не пригревало стылую землю. Иветта сказала дома, что едет кататься на велосипеде и возьмет с собой поесть, так что вернется, возможно, лишь к вечеру.

В путь она тронулась не спеша. В морозном воздухе уже пахло весной. На лесной поляне увидела она нежащихся на солнце ланей. Вот пятнистая самка медленно пошла вдоль сонных деревьев.

Пока Иветта ехала на велосипеде, ей было не холодно, замерзли разве что руки. Крутой холм пришлось одолевать пешком, и лишь тогда, на безветрии, отогревались и руки. На холме было голо и чисто — точно иной мир. Иветта села на велосипед и медленно двинулась дальше. Как бы не заблудиться в лабиринте низких каменных оград-межей. Немного проехав по верной, как ей думалось, тропинке, она услыхала легкое постукивание с призвоном — похоже, били молоточком по железу.

Цыган сидел на земле, прислонившись к дышлу повозки, и чеканил медное блюдо. Сидел он на солнце с непокрытой головой, в своей зеленой фуфайке. Трое детишек мирно копошились под навесом — ни лошади, пи фургона там не было. Старуха цыганка, с шалью на плечах, что-то варила на маленьком костре. Тишину нарушало лишь скорое звонкое постукивание молоточка по тусклому медному блюду.

Едва Иветта соскочила с велосипеда, цыган поднял глаза, перестал стучать, но навстречу не поднялся. На лице мелькнула едва приметная довольная улыбка. Старуха обернулась и с любопытством уставилась на Иветту из-под седых косм. Цыган что-то коротко, тихо сказал, и она снова повернулась к костру. Сам же он взглянул на Иветту.

— Как дела у вас и ваших родных? — вежливо спросила она.