Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Есть нежные сердца, к житейскому глухие,
Им сродны голоса и звуки золотые,
Те, что услышаны в тиши,
Обрывки яркие симфонии могучей,
В ней гул морских валов и листьев рой летучий,
Святая музыка души.

Каков бы ни был мир грядущих поколений,
И нужно ль вспоминать или искать забвений,
Карает иль прощает бог, —
Я жить хочу всегда с моей мечтой на свете,
Но только в доме том, где обитают дети,
Чтоб гомон их я слышать мог.

И если ту страну увижу в жизни снова,
Страну, чье возлюбил я царственное слово,
Чьи скалы радуют меня,
Где в детстве видел я полки Наполеона,
Сады Валенсии и крепости Леона,
Испания — страна моя!

О, если посещу я снова край старинный,
Где римский акведук протянут над долиной,
Где древни призраки дворцов, —
Пусть вновь везут меня под сводом золоченым
Повозок, что всегда полны сребристым звоном
Веселых круглых бубенцов.

Когда мой фолиант, что на ночь я листаю,
Иль повседневные домашние дела,
Иль шум людской толпы, в котором смутно тают
То чей-то смех, то крик, то ропот, то хвала,

Иль суетных забот пустое мельтешенье,
Заполнившее ход обычных, серых дней,
Окутав пеленой мое воображенье,
Надолго скроют свет от глаз души моей,

Она, соскучившись и гневно топнув ножкой,
Вдруг убегает прочь, беспечна и легка,
Но всякий раз — одной и тою же дорожкой, —
Как конь, который сам привозит седока;

Она бежит туда, где под ветвистым кленом
Средь бликов солнечных и птичьих голосов
На ветке ждет мечта — и за щитом зеленым
С ней вместе прячется в густой тени лесов.

Порой, когда все спит, я в тихом созерцанье
Под синим куполом, струящим звезд мерцанье,
Сижу и слушаю неясный шум ночной…
Часы летят, меня крылами задевая,
А я, забыв о них, смотрю, как цепь живая
Созвездий и планет кружится надо мной;

За пляской дальних солнц слежу, слежу глазами,
И верю: для меня горит лучей их пламя,
Их тайный смысл понять мне одному дано.
О, пусть я только тень в унылой жизни бренной,
Но в этот дивный миг я — властелин вселенной
И в небе для меня сиянье зажжено!

Без грусти навсегда закрою этот том.
Похвалят ли его или начнут глумиться?
Не все ль равно ключу, куда струя помчится?
И мне, глядящему в грядущие года,
Не все ли мне равно, в какую даль, куда
Дыханье осени умчит остатки лета —
И сорванный листок, и вольный стих поэта?

Да, я пока еще в расцвете лет и сил.
Хотя раздумья плуг уже избороздил
Морщинами мой лоб, горячий и усталый, —
Желаний я еще изведаю немало,
Немало потружусь. В мой краткий срок земной
Неполных тридцать раз встречался я с весной.
Я временем своим рожден! И заблужденья
В минувшие года туманили мне зренье.
Теперь, когда совсем повязка спала с глаз,
Свобода, родина, я верю только в вас!

Я угнетение глубоко ненавижу,
Поэтому, когда я слышу или вижу,
Что где-то на земле судьбу свою клянет
Кровавым королем истерзанный народ;
Что смертоносными турецкими ножами
Убита Греция, покинутая нами;
Что некогда живой, веселый Лиссабон
На пытку страшную тираном обречен; [457] …Лиссабон на пытку страшную тираном обречен… — В 1823 г. войска Священного союза жестоко подавили буржуазно-демократическое движение в Португалии, где с начала XIX в. не прекращалась борьба против монархии, инквизиции и национального порабощения сперва Францией, потом Англией.
Что над Ирландией распятой — ворон вьется; [458] …что над Ирландией распятой — ворон вьется… — После необычайно жестокого подавления восстаний 1798 и 1803 гг. Ирландия окончательно потеряла национальную независимость, была присоединена к Великобритании и доведена английской колониальной политикой до крайней нищеты и разорения.
Что в лапах герцога, хрипя, Модена бьется; [459] …что в лапах герцога, хрипя, Модена бьется… — В 1831 г. в итальянском городе Модене произошло народное восстание против ненавистного австрийского гнета. Эрцгерцог Франц IV бежал в Австрию, но вскоре восстание было потоплено в крови.
Что Дрезден борется с ничтожным королем; [460] …что Дрезден борется с ничтожным королем… — Под впечатлением французской июльской революции в 1831 г. произошло восстание в Саксонии; народ Дрездена сжег здание полиции; саксонский король вынужден был обещать конституцию.
Что сызнова Мадрид объят глубоким сном; [461] …что сызнова Мадрид объят глубоким сном… — По распоряжению Веронского конгресса Священного союза стотысячная французская армия была брошена на подавление испанской революции 1820 г.; в 1823 г. она вторглась в Испанию, заняла Мадрид, и начался кровавый террор. Абсолютизм был восстановлен.
Что крепко заперта Германия в темницу;
Что Вена скипетром, как палицей, грозится
И жертвой падает венецианский лев, [462] …и жертвой падает венецианский лев… — Купеческая республика Венеция, когда-то богатая и могущественная, попала в 1815 г., как и вся Италия, под австрийское иго. На гербе Венеции было изображение крылатого льва.
А все кругом молчат, от страха онемев;
Что в дрему погружен Неаполь; [463] …что в дрему погружен Неаполь… — Республиканское восстание 1820 г. в Неаполе, возглавленное тайным обществом карбонариев, было подавлено в марте 1821 г. австрийскими войсками, которые восстановили на юге Италии абсолютизм. что Альбани
Катона заменил; [464] …Альбани Катона заменил… — Кардинал Джузеппе Альбани, папский легат в Болонье, был известен кровавым подавлением болонского республиканского восстания 1831–1832 гг.; Марк Порций Катон Младший ( 95–46 гг. до н. э. ), древнеримский трибун, боровшийся против Цезаря, лишил себя жизни, не желая пережить падения республики. что властвует в Милане
Тупой, бессмысленный австрийский произвол;
Что под ярмом бредет бельгийский лев, как вол; [465] …что под ярмом бредет бельгийский лев, как вол… — В 1815 г. Священный союз отдал Бельгию под власть Голландии, присоединив ее к Нидерландскому королевству, ( В 1830–1831 гг. Бельгия добилась независимости. )
Что царский ставленник над мертвою Варшавой
Творит жестокую, постыдную расправу
И гробовой покров затаптывает в грязь,
Над телом девственным кощунственно глумясь, —
Тогда я грозно шлю проклятия владыкам,
Погрязшим в грабежах, в крови, в разврате диком!
Я знаю, что поэт — их судия святой,
Что муза гневная могучею рукой
Их может пригвоздить негодованьем к трону,
В ошейник превратив позорную корону,
Что огненным клеймом отметить может их
На веки вечные поэта вольный стих!
Да, муза посвятить себя должна народу!
И забываю я любовь, семью, природу,
И появляется, всесильна и грозна,
У лиры медная, гремящая струна!