Ярослав Гавличек - Невидимый

Даже и не надо ждать до утра. Всего несколько минут осталось до полуночи — эка важность! Я сам себе господин, у меня свободная воля, я могу, если захочу, оборвать хоть весь календарь со всеми его дурацкими поговорками и наставлениями для смирных овечек.

Оборвать календарь, изнасиловать время, сделать так, чтобы головы дней скатывались быстрее — это ли не прекрасно? Не ободрительно?

Я сказал уже — я сильно устал. Я так измотан, что хотел бы спать дольше и лучше, чем смогу, закончив свою историю. Я жажду сна, более долгого и спокойного, чем тот, в который я погружусь, когда… когда мое перо стихнет.

Когда остановится мое перо — не очень-то приятное представление. Перо остановится — и остановится что-то в голове. Нельзя же возвращаться, пережевывать свою жизнь вновь п вновь, сначала! Два года меня полностью поглощала эта работа. Когда я писал, то забывал о пустых днях настоящего. Я снова жил, снова метался. Теперь же приближается молчание. Но — что значит молчание для такого, как Швайцар?

Опять слушать вопли идиота, которого купают, опять спускаться с лестницы, садиться в машину заученным, небрежным движением, не взглянув на шофера; входить в кабинет, принимать сводки за день; подписывать заказы, разбираться в накладных, заходить в лаборатории, в цеха и снова царапать бумагу, считать, считать — и потом возвращаться в безрадостный семейный круг без семьи.

Как это я сказал — более долгий и спокойный сон? О, стоит мне только захотеть… В ящике моего стола, только руку протянуть, спрятан маленький металлический предмет; с его помощью, да с небольшой долей мужества (а его у меня хватает) я мог бы уйти далеко от подстерегающей собаки. Она бы уже никогда меня не настигла!

Но что скажет мой отрывной календарь? Еще подумает, глупец из глупцов, будто я испугался его дурацкой болтовни. Нет, Швайцары не бегут с поля боя, они — как тот чешский король… Но вижу, я заговариваюсь. Конечно, я ведь вдребезги пьян… Да и не совсем еще, слава богу, потерял интерес к жизни. Есть еще несколько забавных запутанностей, разрешение их может оказаться превосходным зрелищем.

Мне, например, страшно любопытно, что скажет и что сделает Кати, когда прочтет написанное мной. Как-то она отнесется к своей участи, которая внезапно предстанет перед ней в совершенно новом свете? Одного этого уже достаточно, чтоб подождать результата.

А в остальном… В остальном все мерзко.

Паржик, эта старая замирающая гусеница с беззубым ртом и извивающимся телом, Берта, Криштоф, завистливый и раболепный. Кати, превратившаяся в любовницу без жара и смелости, Петя, идиот, рвущий в клочки газету, — клочки бумаги, жизнь, разорванная в клочья…

А в календаре еще много других шуточек для простонародья. Например, эта: «Утро вечера мудренее». Что ж, до него недалеко, до этого утра, зимнего безрадостного утра, которое ждет меня… Представляю, как все эти серые фигуры в доме проснутся новым утром, как сам я проснусь в новое утро без надежд, представляю, что опять начнется для меня еще один хмурый, ненужный день, который не будет мудренее этого вечера!

Вижу себя — сонный призрак, он протирает глаза, затуманенные сигарным дымом, он весь окутан этим едким синим облаком, вонючим и мутным облаком… Какая пустота! Какое отчаяние!

Все еще скрипит мое перо, все царапает, мечется в судорогах бесплодной печали. Я ужасаюсь того мгновения, когда оно перестанет скрипеть. А это будет скоро, уже вот сейчас — роман мой окончательно исчерпан — настанет тишина, и я не услышу ничего более, кроме гула усталости да звона нервов во взбудораженном мозгу!

Конец

Маня Краусова — жена писателя; в романе использовано многое из обстановки городка, где проходила юность М. Краусовой.

Народный дом — клуб; Виноградский Народный дом в Праге — клуб художников.

Голешовице — пригородный район Праги.

знаки отличия (лат.).

Речь идет о военных действиях на итальянском фронте во время первой мировой войны; в битве на реке Пьяве погибло много чехов — солдат австро-венгерской армии.

«Сокол» — чешская спортивная организация патриотического характера; основана М. Тыршем в 1862 году.

Название «Беседа» носили многие чешские патриотические организации в Австро-Венгрии — певческие общества, издательства, читальни, просветительские кружки и пр. После образования в 1918 году самостоятельной Чехословакии многие из них продолжали свою деятельность.