Эрих Ремарк - Приют Грез

— Они полагают, что их тело — сосуд греха. А грех-то и есть главная радость жизни!

— Дядя Фриц тоже всегда это повторяет. Мы должны не стесняться своего тела, а радоваться ему! Он и сам поклонник красоты! Более того! Он — служитель красоты! Как великолепно изображает он невинную наготу! Если я когда-нибудь и выйду замуж, то только за такого, как дядя Фриц. Да только второго такого не найти!

— А ты знаешь, что он опять взялся за ту большую картину? Он нашел для нее модель!

— Знаю, сударь. Это моя школьная подруга. Элизабет Хайндорф.

— Она, наверное, существо особого сорта.

— Само собой.

— Ничего удивительного, раз она твоя подруга.

— Вода уже кипит? Настройся на что-то другое, ладно?

— Чайник уже поет.

— Тогда тащи сюда и чайник и заварку. А также тарелки и чашки. Чтобы дядя Фриц не счел нас за лентяев.

Фрид послушно расставил на столе тарелки и чашки, покуда Паульхен ловко заваривала чай.

— Ах, Фрид! Все наоборот! Цветы поставь вон туда.

— Может, с художественной точки зрения ты и прав, но с практической — все совсем наоборот. О, бестолковые мужчины, что бы вы делали без нас!

— Ты права, Паульхен, без вас и жить не стоило бы! — раздался веселый голос от двери.

— Наконец-то, дядя Фриц! Ну-ка покажи, что ты купил.

— Тебя опять надули. О, мужчины!

Она вздохнула и принялась разглядывать покупки.

А Фрид поздоровался с Фрицем.

— Над чем нынче трудился, Фрид?

— Да так, ничего особенного. После обеда немного погулял по городскому валу и вновь сделал наброски нашего прекрасного старинного собора. На этот раз со стороны реки. А потом полежал на солнышке в Шелерберге и помечтал.

— Это тоже труд, Фрид. Труд отнюдь не всегда и даже реже всего творчество. Гораздо больше времени занимает восприятие, и это не менее важно. Труд бывает активный и пассивный.

— Я наблюдал за облаками… Облака — вечные изменчивые странники. Облака — как жизнь… Жизнь тоже вечно меняется, она так же разнообразна, беспокойна и прекрасна…

— Только не говори этого при Эрнсте. Если он не в духе, то разразится целой тирадой о недозрелых грезах недорослей…

— Бог с ним, Фриц. Когда он в духе, то грезит еще больше нашего брата. Мир прекрасен. И прекраснее всего — без людей.

— В последнем письме Эрнст пишет так: «Самое прекрасное на земле — это люди. Меня занимает только живое. И в человеке оно, по-моему, наиболее ярко выражено». Вы оба правы, и надеюсь, оба признаете правоту друг друга.

— Дядя Фриц, кончай разговоры, садись-ка за стол и пей чай. У меня все готово, а вы даже не обращаете внимания, — надула губки Паульхен.

— Как красиво ты накрыла на стол!

— Правда, красиво, дядя Фриц?

— Да, очень даже красиво!

— А ты, дядя Фриц, самый лучший человек на земле. Фрид никогда ничего приятного не скажет, он думает только об облаках и щеглах.

— Потому что ты сочтешь, будто я насмехаюсь.

— Паульхен, ты опять принесла цветы?

— Да. И даже немного стащила. В городских скверах столько сирени, что я решила: ничего страшного, если там будет чуть меньше. А для нас чуть больше — это уже много. Так я поладила со своей совестью и взяла эти ветки.

— Девчоночья мораль! — рассмеялся Фрид.

— Спасибо тебе, Паульхен. Но не вступай в конфликт с законом. А то я уже начинаю бояться, что твое следующее письмо придет из тюрьмы.

— Не бойся, дядя Фриц. Если полицейский меня заметит, я умильно погляжу ему в глаза, протяну цветочек и скажу: «Этот цветок я сорвала для вас!» Он меня и отпустит.

— Или же тебя накажут еще строже — за попытку подкупа.

— Да что вы, у девушек свои законы. Их всегда отпускают.

— Согласно законам о несовершеннолетних и умственно отсталых, — съязвил Фрид.

— А злым мальчишкам надо всыпать розог — верно, дядя Фриц?

— Успокойтесь же! — попытался урезонить их Фриц.

— Эту противную привычку насмешничать он перенял у отвратительного Эрнста. Раньше он был совсем другой!

— Еще противнее?

— Нет, приятнее!

— Но быть «приятным» в глазах маленькой девочки вовсе не составляет цели моей жизни!

— Ты — неотесанный варвар!

— А ты — молодая дама.

— Да, я дама…

— К сожалению, в короткой юбке и с косичками.

— Дядя Фриц, помоги же мне! Вышвырни его отсюда!

— Но ведь он говорит чистую правду, Паульхен.

— Так ты еще и берешь его сторону?

— Нет, но ведь он делает тебе комплименты. Ты только вслушайся как следует. Молодая дама с косичками и пышной челкой — это же прелесть что такое!