Автор неизвестен - Геммалия

Образ Геммалии стал неотделим в его сознании от образа Гилфорда. О чем бы он ни размышлял, разум вновь и вновь тщетно пытался примирить страсть, что звучала в услышанных Линдбладом словах молодой гречанки, и равнодушие, что царило, как она утверждала, в ее сердце.

Баронета бросало, как маятник, от страха к упованию; никогда еще он так не сожалел, что Гилфорд далеко, тем более сейчас, когда он имел причины считать, что друг его был знаком Геммалии. В желании увидеть его была теперь и надежда больше узнать о возлюбленной и приподнять покров ее тайны. Наконец долгожданный миг настал; Гилфорд и Линдблад, расставшиеся три года назад, упали друг другу в объятия и долго стояли молча, растроганные до слез.

После первых излияний дружеских чувств оба по очереди рассказали о приключениях, пережитых за годы разлуки. Гилфорд был участником достопамятного возрождения Греции. Он яро преследовал славу и всегда встречал опасность лицом к лицу. Он первым ворвался в бастионы Афин [3] Он первым ворвался в бастионы Афин… на пылающих брандерах превратили в пепел оттоманский флот — Здесь вольно изложены некоторые эпизоды Греческой войны за независимость (1821–1829/30), как-то взятие революционными войсками Афин (1821). В ходе войны греки провели десятки успешных атак против турецкого флота, используя брандеры — суда, нагруженные горючим материалом и направляемые на неприятельские корабли. и неустанно сражался со свирепыми мусульманами. В Эпире Гилфорд, дравшийся бок о бок с прославленными вождями греков, вместе с горсткой героев обратил в бегство необузданные орды Хуршид-паши [4] …Хуршид-паши — Хуршид-паша (?-1822) — оттоманский военачальник и государственный деятель, в начале XIX в. паша Египта, затем великий визирь империи. Покончил с собой в результате политических интриг. . Был он и среди храбрецов, которые на пылающих брандерах превратили в пепел оттоманский флот. Сам Одиссей [5] …Одиссей — Имеется в виду Одиссей Андруцос (1788–1825), греческий революционер и один из вождей войны за независимость; был обвинен в переходе на сторону турок и убит по приказу греческого правительства. рукоплескал его мужеству; лорд Байрон, гордясь соотечественником, вознамерился повторить его подвиги; вот что узнал сэр Чарльз от друга, хоть тот и выказывал скромное нежелание чересчур много говорить о себе; но во всех его захватывающих повествованиях Линдблад не услышал ни слова о Геммалии; Гилфорд молчал о ней… «Уж не пытается ли он скрыть, что у него на сердце? — подумал Линдблад. — О нет! я знаю его слишком хорошо; он не утаивает от меня ни единой мысли; возможно, он ждет, что я заговорю первым, побуждая его тем самым поделиться со мною сокрытыми в глубинах души сердечными секретами. Дружба способна принести утешение, но порой приходится силой вырывать болезненные признания; что ж, расспросим его…»

— Ты совершил много подвигов во имя славы, но что с любовью?.. — спросил сэр Чарльз.

— Ах, — с глубоким вздохом отвечал Гилфорд, — тебе ли не знать, сколько сил мы истратили впустую, гоняясь за этим призраком, каковой нашему прихотливому воображению угодно было облечь в самые блистательные одежды? Ты полагаешь, что вдалеке от тебя мне посчастливилось?.. что Греция даровала мне прелестницу, какую мы везде видели в любовных мечтаниях, но нигде не находили?.. Ах, нет; там, как и всюду, я испытывал лишь тщетные порывы; скорбная истина раз за разом сокрушала мое сердце, и в нем так же пустынно, как в день, когда я тебя покинул… Я не стану рассказывать тебе об иллюзиях, что время от времени затмевали мой слабый и несовершенный рассудок. Я краснею, вспоминая о них; подумать только, что я мог, пусть и ненадолго, поверить в басни, порожденные суевериями, давно опровергнутыми и осужденными разумом!.. Нет, друг мой, я не стану занимать тебя разговорами о столь жалких предметах; воспоминания об иных миражах, признаться, мне и самому не доставляют удовольствия, и я хотел бы навсегда изгнать их из памяти… Дорогой Линдблад, не будем больше расставаться! я нуждаюсь в тебе. Ты необходим мне, как солнце, что согревает меня, как воздух, которым я дышу; оба мы свободны от сторонних привязанностей, и нам остается лишь ценить общество друг друга…

— Увы, — произнес баронет, — если бы я мог сказать то же! Свободен… Нет, Гилфорд, в последнее время несчастный друг твой не знает покоя; ревность, отчаяние, страсть и прочие фурии завладели моей душой; я наконец полюбил…