Чарльз Диккенс - Давид Копперфильд. Том I

— Кажется, в тысяча шестьсот сорок девятом году, — ответил я.

— Ну да! Так говорят книги, — заметил мистер Дик, почесывая себе пером за ухом и в недоумении смотря на меня. — Но я совершенно не понимаю, как это может быть, ибо если все это действительно произошло так давно, то, спрашивается, каким же образом люди, окружавшие его, могли сделать подобную ошибку — взять, да и переложить кое-какие беспокойные мысли из его отсеченной головы в мою голову.

Я был чрезвычайно удивлен этим вопросом, но ничего не смог ему ответить.

— Это очень странно, — промолвил мистер Дик, уныло поглядывая на свое писание и принимаясь снова теребить волосы. — Понимаете, я никак не могу распутать этот вопрос, никак не могу выяснить его. Впрочем, это ничего не значит, — заговорил он весело, — времени у меня достаточно. Мой привет мисс Тротвуд, и скажите ей, что, в самом деле, работа моя прекрасно подвигается вперед.

Я собирался было уже уйти, когда мистер Дик обратил мое внимание на бумажный змей.

— Что думаете вы об этом змее? — спросил он.

Я ответил ему, что змей великолепен; он, действительно, был не меньше семи футов высотой.

— Это я его сделал, — объявил мистер Дик. — Мы как-нибудь запустим его. А вот взгляните-ка сюда…

И он показал мне, что весь змей был сделан из бумаги, исписанной красивым старательным почерком так четко, что я сразу в одном или двух местах разобрал, что речь идет об отсеченной голове Карла I.

— Бечевки тут много, — продолжал мистер Дик, — и, когда змей поднимается, он далеко в вышину уносит описанные мною происшествия. Это, видите ли, мой способ распространять их. Я сам не знаю, куда они могут попасть. Это, конечно, зависит от разных обстоятельств — направления ветра и тому подобного. Тут уж, знаете, я иду на риск.

В его лице, свежем и бодром, когда он все это говорил, было столько мягкости, так много милого, оно внушало такое уважение, что мне показалось, будто старик добродушно подшучивает надо мной; поэтому я рассмеялся, он тоже, и мы расстались наилучшими в свете друзьями.

— Ну что, малыш? — спросила меня бабушка, когда я спустился к ней. — Как поживает мистер Дик?

Я передал его привет и сообщил, что мемуары благополучно подвигаются вперед.

— Что вы о нем думаете? — спросила бабушка.

У меня мелькнула мысль уклониться от прямого ответа, сказав, что мне он кажется очень хорошим человеком, но отделаться от бабушки было не так-то легко. Она положила свою работу на колени и, сложив руки на ней, проговорила:

— Ну, уж ваша сестра, Бетси Тротвуд, сейчас же, без всяких уверток, высказала бы свое мнение о ком бы то ни было. Старайтесь как можно больше походить на нее и говорите прямо, что думаете.

— А правда, что он… правда, что мистер Дик, — я это спрашиваю, бабушка, потому, что не знаю, — не совсем в своем уме? — спросил я, заикаясь, чувствуя, что коснулся очень щекотливого вопроса.

— Ничуть не бывало, — ответила бабушка.

— В самом деле? — откликнулся я.

— Он ни в коем случае не сумасшедший, — решительно заявила бабушка.

— В самом деле? — только и смог я еще раз робко пробормотать.

— Надо сказать, его «считали» помешанным, — продолжала бабушка, — и мне особенно приятно, эгоистически приятно сказать, что его считали сумасшедшим, ибо не будь этого, мне не пришлось бы пользоваться его обществом и советами вот уже больше десяти лет, — в сущности, с того самого времени, как ваша сестра Бетси Тротвуд обманула мои надежды.

— Так давно? — отозвался я.

— Хороши же были люди, которые посмели выдавать его за сумасшедшего! — с негодованием продолжала бабушка. — Видите ли, мистер Дик доводится мне дальним родственником, каким — это неважно. Одно только могу сказать, что если б не я, родной братец мистера Дика засадил бы его до конца его дней в сумасшедший дом. Вот какая история.

Боюсь, что тут я вел себя несколько лицемерно, ибо, заметив, в каком негодовании была бабушка, я сделал вид, что также возмущен.

— Заносчивый дурак! — с возмущением воскликнула бабушка. — Потому только, что у его брата были странности, — их было у него гораздо меньше, чем у множества людей, — он не пожелал держать его в своем доме, а отправил в какую-то частную лечебницу для психических больных. Между тем их отец, умирая, поручил этому дураку особенно заботиться о Дике, считая его почти идиотом. Нечего сказать, умный был, видно, этот папаша, раз мог думать подобное! Очевидно, сам он был не в своем уме.

Раз бабушка была убеждена в этом, я опять-таки сделал вид, что я и того же мнения.