Чарльз Диккенс - Давид Копперфильд. Том II

— Как вы думаете, Доди, — промолвила она, и ее ясные глазки сняли особенно ярко, а правая ручка машинально крутила одну из пуговиц моего сюртука, — если бы я давным-давно подружилась с Агнессой, была бы я умнее?

— Любимая моя! Какие вы говорите глупости! — воскликнул я.

— Правда, глупости? — проговорила Дора, не глядя на меня. — Вы уверены в этом?

— Конечно, уверен!

— Я забыла, дорогой мой, гадкий мальчик, — продолжала Дора, все так же крутя мою пуговицу, — какой родственницей вам приходится Агнесса?

— Родства между нами никакого, — ответил я, — но мы росли с ней вместе, как брат и сестра.

— Удивляюсь, как вы могли влюбиться в меня, — сказала Дора, принявшись крутить другую пуговицу моего сюртука.

— Да видеть вас, Дора, и не влюбиться было невозможно.

— А если бы вы никогда меня не встретили? — спросила Дора, начиная вертеть и третью пуговицу.

— А если бы мы с вами вообще не родились? — весело отозвался я.

Я спрашивал себя, о чем думает она в то время, как я любуюсь ее нежной ручкой, перебирающей пуговицы моего сюртука, ее локонами, ее опущенными ресницами. Наконец Дора подняла на меня свои глазки и, став на цыпочки, с видом более задумчивым, чем обыкновенно, не раз, а целых три раза поцеловала меня и исчезла.

Через пять минут все снова собрались в гостиной, и от Дориной задумчивости не осталось и следа. Ее обычная веселость вернулась к ней, и ей пришло в голову до отхода дилижанса показать нам все усвоенные Джипом штуки. На это ушло немало времени (не потому, что штуки эти были разнообразными, а главным образом из-за его упрямства), и представление еще не было закончено, когда у дверей остановился дилижанс. Агнесса наспех, но очень нежно простилась с Дорой.

Они условились переписываться, причем Дора просила Агнессу не обращать внимания на то, что письма ее будут глупыми.

И они во второй раз простились у дверей дилижанса и в третий раз, когда Дора, вопреки предостережениям мисс Лавинии, подбежала к окошку дилижанса напомнить, чтобы Агнесса непременно писала ей. А по моему адресу она тут еще раз тряхнула кудрями.

Этот дилижанс должен был высадить нас близ Ковентгарденского парка, где нам предстояло пересесть в хайгейтский дилижанс. Я с нетерпением ждал момента, когда мы пойдем с Агнессой от одной остановки дилижанса до другой и она сможет похвалить мне Дору. И что это были за похвалы! С какой любовью, с каким жаром внушала она мне, как должен я заботиться о маленьком наивном, прелестном существе, сердечко которого я завоевал! Как серьезно и вместе с тем скромна говорила она мне о том, какой долг лежит на мне по отношению к этому ребенку, круглой сироте!

Никогда, никогда не любил я Дору так глубоко и так верно, как в эту ночь! Когда мы снова высадились из дилижанса и пошли при свете звезд по тихой дороге к дому доктора, я сказал об этом Агнессе и прибавил, что это дело ее рук.

— Когда вы сидели подле Доры, мне казалось, и теперь кажется, что вы не только мой, но и ее ангел-хранитель, — сказал я.

— Ну, положим, до ангела мне далеко, а друг я верный, — проговорила она таким веселым голосом, что я не мог не обрадоваться и не сказать ей:

— Знаете, Агнесса, мне сегодня казалось, что к вам вернулась ваша спокойная веселость, свойственная вам одной, и у меня проснулась надежда, что вам лучше стало жить дома.

— Лично я стала счастливее, — ответила она, — у меня на душе весело и легко.

Я взглянул на безмятежное лицо, взиравшее на небо, и подумал, что сияние звезд делает его еще более благородным.

— Дома у нас все идет по-старому, — после некоторого молчания проговорила Агнесса.

— Значит, ничего нового? — сказал я. — Не хотел бы я огорчать вас, но не могу удержаться, чтобы не спросить относительно того, о чем мы говорили с вами, когда виделись в последний раз в Кентербери.

— Нет ничего нового, — ответила она.

— А я с тех пор столько думал обо всем этом! — сказал я.

— Думайте меньше об этом. Помните, что я верю в победу чистой любви и правды. Не беспокойтесь обо мне, Тротвуд, — прибавила она, помолчав немного, — я никогда не сделаю того шага, который вас так страшит.

Хотя, мне кажется, в спокойном состоянии я никогда, в сущности, не боялся того шага, на который она намекнула, но тем не менее я почувствовал несказанное облегчение, услышав эти слова из ее правдивых уст, и сейчас же с жаром сказал ей об этом.

— Пожалуй, пока вы гостите здесь, нам больше не придется говорить с вами, — заметил я. — Когда вы, дорогая Агнесса, снова предполагаете быть в Лондоне?