Владимир Набоков - Лолита. Сценарий

Гумберт. Где он сейчас?

Лолита. Клэр Куильти? Да какое это имеет значение? Думаю, в Паркингтоне. У него там дом, настоящий старый замок.

(Роется в стопке журналов на нижней полке стола.)

Где-то была его фотография.

(Вытягивает затертую книжку журнала «Взгляд».)

Ага, вот где.

Своими тонкими руками она открывает журнал, показывая фотографию «Замка Ужаса», того самого, который появляется в первом кадре Пролога. С глубоким вздохом она изрекает:

Лолита. Жизнь — серия бешеных комических номеров. Если бы романист описал мою судьбу, ему бы никто не поверил.

Она направляет в камин стрелу папиросы, быстро постукивая по ней указательным пальцем, совершенно как это делала ее мать. Курение строго воспрещалось в царствование Гумберта Грозного.

Гумберт. Нет. Не думаю. Итак, вернемся к делу. В Бердслее ты, значит, предала меня.

Лолита. Предала? Нет. Вообще-то Ку — знаешь, его все звали Ку — относился к тебе с пониманием и сочувствием. Много лет назад, только никому не рассказывай, у него были неприятности с полицией из-за жалобы одной маленькой девочки. Видишь, вы были из одного теста. О, он знал о нас с тобой всё, катался со смеху, слушая меня.

Она улыбается, выдыхает дым, качает головой, бросает папиросу.

Лолита. Он, знаешь, видел насквозь, всё и всех. Он не был как ты или я, а был гений. Он придерживался восточной философии жизни. Он верил в Жизнь. Ах, он был замечательный человек. Забавно, я рассказываю о нем в прошедшем времени, как будто мы все умерли.

Гумберт. Куда именно он отвез тебя, когда ты с ним сбежала?

Лолита. Да, это было ужасно гадко с моей стороны, признаю. Он повез меня на шикарное ранчо рядом с Эльфинстоном. Ранчо «Дук-Дук». Глупое название.

Гумберт. Куда именно? По какому шоссе?

Лолита. Никакого шоссе — пыльная дорога, ведущая вверх, на небольшую гору. Но это, вообще, теперь все равно, так как ранчо больше не существует. А жаль, потому что это было что-то особенное. Ты представить себе не можешь феноменальную роскошь этого ранчо — там было всё, ну просто всё, даже собственный водопад внутри дома. Знаешь, когда мы с Ку приехали, нам устроили нечто вроде коронации.

Гумберт. Кто устроил? Там были и другие люди?

Лолита. Ах, просто куча буйных мальчишек и пара старых толстых нудистов. И поначалу все шло просто отлично. Я была кем-то вроде принцессы, и Ку обещал отвезти меня в Голливуд и сделать из меня звезду экрана и все такое. Но до этого так и не дошло. А вместо того я должна была с остальными Бог знает что проделывать для съемок грязных фильмов, пока Ку неизвестно где пропадал. Когда он вернулся, я сказала ему, что мне нужен только он, а не эта толпа извращенцев. Был скандал, и он вышвырнул меня. Вот и всё.

Гумберт. Ты могла вернуться ко мне.

Лолита (улыбка, пожиманье плечами). Ах, не знаю… Ты бы убил меня. И к тому же я была уже взрослой, сама могла о себе позаботиться. Так что я была горничной в мотелях и мыла посуду в пришоссейных ресторанах. Потом поняла, что больше не могу, и попробовала вернуться на ранчо. Но оно просто не существовало больше, сгорело дотла. Так странно.

(Задумчиво затягивается папиросой.)

Ну вот, потом я опять работала в закусочных, и однажды Дик подвез меня. Мы оба были одиноки, и так все у нас началось.

Она прикрывает глаза, откидываясь назад, на подушку дивана, выставляет живот и опускает одну байковую ножку на пол.

«Я знал теперь все, что мне нужно было знать. В мои намерения не входило терзать мою милочку. Где-то за лачугой радио запело после трудового дня о безумной, обреченной любви, и вот она была передо мной, уже потрепанная, с уже не детскими вспухшими жилами на узких руках, вот она полулежала передо мной, моя Лолита, безнадежно увядшая в семнадцать лет, — и я глядел, и не мог наглядеться, и знал, что я люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или о чем мечтал… От нее оставалось лишь листопадное эхо моей нимфетки — но, слава Богу, я боготворил не только эхо. Я любил мою Лолиту, эту Лолиту, бледную и оскверненную, с чужим ребенком под сердцем, но все еще сероглазую, все еще с сурмянистыми ресницами, все еще русую и миндальную, все еще Карменситу, все еще мою, мою… Changeons de vie, та Carmen, allons vivre quel- que part ой nous пе serons jamais separes [цитата из повести Меримэ] [84] Переменим жизнь, моя Кармен, заживем где-нибудь, где никогда не разлучимся. , все равно, даже если эти ее глаза потускнеют до рыбьей близорукости и сосцы набухнут и потрескаются, — даже тогда я все еще буду с ума сходить от нежности при одном виде твоего дорогого осунувшегося лица, при одном звуке твоего гортанного молодого голоса, моя Лолита».