Теодор Фонтане - Пути-перепутья

Кете сидела между Веделем и Балафре, и по ее виду никак нельзя было сказать, что она нуждается в лечении, все равно каком. На щеках у нее играл румянец, она непрерывно смеялась, задавала сотни вопросов, а когда спрошенный начинал отвечать, довольствовалась первыми двумя словами. Собственно, говорила все время одна Кете, но этим никто не тяготился, ибо она в высшей степени владела искусством вести приятную беседу ни о чем. Балафре спросил ее, как она представляет себе свое пребывание на курорте. Шлангенбадде славится не только своими целебными источниками, но - в еще большей мере - своей скукой, а четыре недели курортной скуки нелегко вынести даже при самых благоприятных обстоятельствах.

- Ах, дорогой Балафре,- отвечала Кете,- вы уж лучше не запугивайте меня. Впрочем, вы и не станете этого делать, когда узнаете, как много порадел для меня Бото. Он уложил в мой чемодан, правда на самое дно, восемь томов повестей, а чтобы не возбуждать мое воображение в ущерб предписанному врачом курсу, добавил еще брошюрку о разведении рыбы искусственным путем. Балафре расхохотался.

- Да, дорогой друг, вы уже смеетесь, но вам известна лишь часть дела. Главное же - в мотивировке (ибо Бото ничего не делает без причины). Разумеется, когда я говорила, что мне показано чтение научных брошюр, чтобы успокоить воображение, это было лишь шуткой, истина же заключается в том, что я обязана читать подобные вещи и, следовательно, брошюру о рыбоводстве из чувства патриотизма, поскольку Неймарк, наша с ним дорогая родина, уже много лет славится как родоначальник искусственного разведения рыбы, и ежели я не просвещусь относительно столь важного для нас экономического фактора, мне лучше впредь не показываться на том берегу Одера, а пуще того - в Бернойхене, у моего кузена Борне.

Бото пытался что-то вставить, но Кете беспощадно подавила эти попытки:

- Знаю, знаю, ты хочешь сказать, что, по крайней мере, предложил мне на всякий случай восемь томов развлекательного чтения. Как же, как же, ты всегда был очень предусмотрителен. Но я надеюсь, что этот случай так и не представится. Дело в том, что вчера я получила письмо от своей сестренки Ине, и она пишет мне, что в Шлангенбаде вот уже неделю лечится Анна Гревениц. Вы должны ее знать, Ведель, она урожденная Pop, прелестная блондинка, мы вместе с ней были в пансионе у старой Цюлов и даже в одном классе. Помнится, мы с ней вместе обожали Феликса Бахмана и даже стихи сочиняли в его честь, покуда наша добрая старая Цюлов о том не проведала и не приказала выбросить из головы подобные шутки. По словам Ине, туда может приехать еще и Элли Винтерфельд. А теперь я вас спрошу, дорогой Балафре: неужели в обществе двух очаровательных молодых дам,- а я там буду третья, пусть даже не идущая ни в какое сравнение с первыми двумя,- неужели в таком прекрасном обществе нельзя жить? Как вы полагаете, дорогой Балафре?

Балафре отвесил почтительнейший поклон, преувеличенной мимикой подтвердив полное свое согласие со всем вышесказанным, за исключением разве слов Кете о том, что она может хоть кому-то хоть в чем-то уступить, поеле чего возобновил придирчивый экзамен:

- Божественная, я хотел бы услышать подробности… Ибо мелочи, я бы сказал - минуты, определяют наше счастье и горе. А в сутках так много минут.

- Ну, я представляю это себе так: поутру письма. Затем музыка в курзале, затем прогулка с обеими дамами - желательно в уединенной аллее. Там мы присядем и прочитаем друг другу письма, которые, я надеюсь, мы получим. Если он напишет что-нибудь ласковое, мы будем улыбаться и говорить: «Ах, ах». Потом ванна, после ванны надлежит заняться туалетом, с тщанием и любовью, как вы понимаете, а это занятие в Шлангенбаде едва ли доставляет меньше удовольствия, чем в Берлине. Скорей наоборот. Затем табльдот, где справа от нас будет сидеть седовласый генерал, а слева - богатый фабрикант, к фабрикантам же я с детства питаю слабость. Слабость, которой не стыжусь. Ибо все они либо изобрели какую-нибудь броню, либо проложили подводный кабель под океаном, либо прорыли туннель, либо построили подвесную дорогу. К тому же - и это отнюдь не вызывает у меня презрения - они очень богаты. После обеда - чтение и кофе в комнате со спущенными жалюзи, чтоб на газетном листе отражались тени и свет. Затем прогулка. Если повезет, к нам присоединятся еще два-три кавалера из Майнца или Франкфурта и будут скакать подле нашей кареты, а я должна вам признаться, господа, что с гусарами, все равно - голубыми или красными, вы не идете ни в какое сравнение; на мой просвещенный взгляд, было и будет серьезной ошибкой, что число гвардейских Драгун удвоили, а гусар оставили сколько есть. Еще того нелепее, что они до сих пор томятся в провинции. Такой изысканный род войск должен украшать столицу.