Эрнст Юнгер - Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

— Большая беда. Очень… большая.

Гослар

Огромный лес, через который лежал мой путь, был для меня знакомым и незнакомым одновременно. В нём были регулярные насаждения, где по воскресеньям гуляли горожане, а между ними простирались чащи и горы, куда не ступала нога человека. Я забрался в самую глушь в поисках Старшего лесничего, потому что мне стало известно, будто он собирается убить одного адепта, который отправился на охоту за синим ужом.

Я нашёл его в охотничьей комнате, выполненной в готическом стиле и скорее походившей на оружейную залу. Её стены были увешаны самыми разнообразными ловушками — капканами, вершами, сетями, силками и ловушками для кротов. На потолке висела коллекция хитро завязанных петель и узлов — некая фантастическая азбука, где каждая буква представляла собой раскрытую ловушку.

Даже подсвечник соответствовал убранству комнаты: свечи были нанизаны на зубья большого кольцеобразного капкана. Капкан был из числа тех, что ставят осенью на одиноких тропах, прикрыв сухой листвой: стоит только человеку наступить на него, как он мёртвой хваткой впивается в тело на уровне груди. Однако нынче оскал зубов был едва заметен, в честь моего визита они были прикрыты венком, сплетённым из бледно-зелёной омелы и красной рябины.

Старший лесничий сидел за грубым столом из красноватой ольхи, в сумерках излучавшей фосфорический свет. Он был занят чисткой маленьких вращающихся зеркал, которыми осенью приманивают жаворонков. После приветствий между нами завязалась оживлённая беседа о том, как охотиться на синего ужа, живущего на склонах гор. Я заметил, как в ходе беседы он незаметно изменил положение зеркальца для приманки жаворонков, и потому постоянно был начеку. Вообще его поведение было очень странным. Несколько раз в ходе спора он вместо ответа вынимал из кармана разные манки и принимался свистеть, крякать или подражать звукам косули. А в самые важные моменты разговора он хватал большой деревянный гудок и издавал звуки, напоминавшие мне часы с кукушкой. Я понял, что так он смеялся.

Несмотря на всю свою путаность, наша беседа неизменно возвращалась к одной и той же теме. Разгорячившись, он повторял:

— Важнее всего в этих лесах синий уж, потому что он заманивает в мои владения лучшую дичь.

А я напрасно пытался его остудить:

— Но ведь на склонах, где живёт синий уж, никогда не бывает людей.

Казалось, возражение его особенно развеселило, ибо стоило мне произнести эту фразу, как он взял свой шутовской деревянный гудок и принялся кричать кукушкой. Научившись у Нигромонтана понимать даже древние фигуры иронии, я мудро отказался от возражения.

Мы долго спорили, пускаясь в хитросплетения, иногда переходившие в настоящий язык знаков. Наконец Старший лесничий прервал разговор:

— Я вижу, вы умеете не хуже меня понимать язык иероглифов. После Пороховой головы вы первый, кто может попробовать сам. Поднимитесь-ка сами к склонам и посмотрите, что происходит там наверху!

Итак, я отправился в путь, сопровождаемый доносившимся откуда-то из леса кудахтаньем огненной курицы, изображения которой можно видеть на гербах мавританцев. Когда солнце стояло в самом зените, я вышел из леса и оказался в знойной и пустынной долине, поросшей приземистым чертополохом. Эта разновидность чертополоха почти лишена стеблей и своей формой напоминает зубцы розы ветров, отчего и называется колючником. Кое-где виднелись редкие островки молочая. Множество узких заросших троп рассекали заросли кустарника во всех направлениях. И повсюду были синие ужи. Увидев змей, я очень обрадовался и подумал: вот и выходит, что старый лис применяет совсем дешёвые трюки. Такой вывод я сделал потому, что их тела были завязаны морским узлом: значения этого мог не понять лишь тот, кто встречался с подобной уловкой впервые. Тем не менее я притаился за кустом и караулил всю вторую половину дня, не заметив, разумеется, ни одного человека .

Под вечер появилась какая-то старая-престарая женщина, державшая в руках небольшую лопатку. Она присела на корточки на самом виду и вырыла прямоугольную яму величиной примерно со столешницу. Спустившись в неё, она стала вынимать с каждого угла по горсти земли, произносить заклинание и бросать через плечо. Каждый раз штык её лопаты вспыхивал подобно зеркальцу.

Мне так захотелось узнать, чем занимается эта старуха, что я, совсем позабыв об ужах, подкрался к ней сзади и прошептал: