Владислав Ванчура - Маркета Лазарова

Ах, пощадите, милостивые государи! Любви божеской ради — препоручаю себя вашему милосердию. Пощады! Пощады!

Прощай, Совичка, мой незадачливый приятель, подними-ка свой меч и хоть для виду обороняйся! Пиво остановился и окликнул воина по имени. А когда никто не отозвался, схватились наездники за оружие, и, озираясь на каждом шагу, пошли назад, пока не наткнулись на тело Совички. Он лежал с раскроенным надвое черепом.

Тут капитана охватила ярость, и вскричал он так громко, что разнеслось далеко по всей округе: «Отчего же я не послушался тебя, несчастный? Видать, бог указует нам, что месть не терпит промедления. Не дам роздыху ни солдатам, ни животине, ни оружию, покуда не поставлю мятежников, закованных в кандалы, пред ясные королевские очи. Стану преследовать их с таким упорством, как до сих пор никого не преследовал, и ежели, обороняясь в кровавых стычках, они будут все перебиты, я захвачу их детей».

В ответ на эту клятву из леса не раздалось ни звука. Может, Иржи с Яном уже улизнули, либо слушали капитана, показывая пальцем на его брюхо?

Солдаты, что были вместе с Пиво, подняли Совичкино тело и погребли его во дворе Рогачека. В тот же день крепость сгорела дотла.

Пламя пожара — венок от солдат. Над Совичкиной могилой сыплются искрами пальмовые листья и огненные розы. Еще роется впопыхах в награбленных драгоценностях бедненький капитанов солдат, еще закладывает кто-то за щеки кусок пищи, еще распихивают добро по узелкам, а крыша уже занимается, — спасайтесь, пока не рухнула!

Потом полк двинулся в поход, и Рогачек лег золой и пеплом. Я хочу умолчать о тяготах лесного пути. Мороз неистовствовал. Господи боже, вот это был переход! Пиво, разумеется, не мог обойтись без повозок, но вы попробуйте-ка, поездите по лесному бездорожью! Тут холм, тут отвесный склон; едва подтянете колесо и подсунете клин, как снова очутитесь под горой. Делать нечего — надо приладить вместо колес полозья.

Под вечер следующего дня добрались королевские солдаты до вырубки, и капитан приказал разбить лагерь.

О дальнейшем продвижении нечего было и думать, никто и не льстит себя надеждой выдержать подобные тяготы долго. Опустилась ночь, время разбойничье. У зоркого Козлика повсюду глаз, он начеку. Солдаты уже не досчитываются девятерых своих товарищей. Они обморозились, у них полно вшей, которые сопровождают полки неотступнее, чем веселость и доброе расположение духа. Под полотнищами повозок, да и под санями — давка. Засыпающие часовые по пояс проваливаются в снег. Беда! Этой минуты и поджидал коварнейший из разбойников. Его свора стояла наготове. Они тоже закоченели от стужи и тоже кормятся как попало. Однако можно ли сравнивать их с пузатым войском, что таскает свои окорока по укрепленным городам и занимается вымогательством именем короля? Неужто кто откажет им в похлебке в случае поражения? Пусть только корчмарь посмеет указать им на дверь, коли не заплатят положенного. Злодеи разбойники отняли у полка все эти блага и начисто лишили благородных развлечений.

И не только это, не только! Вот разбойники уже валом валят, уже мчатся на своих исполинских конях, — мечи поперек лица, ножи в тесаках… Кулаки их огромны, кулаки их жилисты, крепки у них кулаки, налиты силой.

Дикари-носачи, ах, дикари, страшны вы, но страшнее всех Миколаш. Миколаш, у которого кровавой коркой затягивает царапины и шрамы. Вот разбойнички уже взяли разбег, вот обрушились на стан неприятеля.

Полотнища трещат, палатки падают, слышен рев и вой, крики и причитания. О, если бы святой Георгий внушил умирающим слова спасительной молитвы!

Весь остаток ночи страх не отпускал солдат. Они выстроились в каре, копья — на плечах первых рядов, мечи неплотно зажаты в окоченевших от стужи кулаках, — мечи в кулаках, шлемы — на голове. Рукояти мечей обернуты куделью, а головы тряпьем. Солдаты обмирают от страха, хруст сучьев и Лесные тени наводят на них ужас. Козлик, однако, не воротился более, он предпочел поскорее пополнить запасы съестного. Под утро его свора устремилась вон из леса — и направилась прямиком в село, прямехонько на курятники да на свиные хлева. Вот уже шестой день не видели разбойники ни козочки, ни петушка; удовольствовались, стало быть, и жалкой добычей. Мужики молча рвали на себе бороды, а бабы визжали, призывая на разбойников гнев господень. Я думаю — не житье было бы у нас, а рай, коли силы небесные сражались бы на стороне обираемых. Да не соизволили, благоденствуют себе в облаках, посреди лазури и злата, безучастные к тому, что творится в юдоли слез. Козлик отобрал все, что ему заблагорассудилось, выпытал, какое войско стоит вблизи дорог, что с Рогачеком и как живется в Оборжиште.