Луи-Фердинанд Селин - Север

– Это правда насчет ее сыновей? Я задал вопрос Харрасу.

– Да! да! точно!.. ее два сына!.. но это не мешает ей быть настоящей сволочью!.. мне кажется, она даже кого-то отравила… о, но она здесь не одна такая!..

«Она не одна такая», кажется, нечто подобное я здесь уже слышал… обрывки бесед между ним и Крахтом… я не буду просить его уточнить… но это забавно… Лили должна показать фотографии… и она нам их показывает, она ведь ей обещала… действительно, два сына, двадцати, двадцати пяти лет, оба артиллеристы… очень похожи на мать… они были убиты в один день, вот уже четыре года прошло… под Перонном… Харрас знал этих двух сыновей…

А как же Бебер?… я вспомнил о нем… он-то не особенно любит ветчину и сардины… все, что ему нужно, это морская свежая рыба, желательно, живая… к счастью, здесь есть горбунья… вот она действительно очень и очень мила… ее отец живет в Берлине, в большом bunker'e… он рыбачит в Шпрее… как удачно все складывается… каждый понедельник его дочь будет приносить нам бутылку, полную мелких рыбешек… мы договорились… Бебер целую неделю будет обжираться… сколько это продлится, столько продлится!.. все же мир не без добрых людей, нельзя сказать, что кругом одни только подонки…

И Харрас тоже не был похож на злобного фрица… но не будем спешить с выводами!..

– Харрас, коллега, когда вы уезжаете?

– Завтра утром! но я бы хотел попросить у вас совета, Селин, если вы не против… и попросить кое-что сделать… если можно!.. я хотел бы с вами об этом поговорить, если вы не возражаете!.. о своем проекте! сегодня вечером! после ужина в спокойной обстановке?… вы не против?…

– Конечно, Харрас! конечно!.. но не слишком поздно…

– В девять часов!.. в девять часов вас устроит?

– Да… да, я буду здесь… Лили тоже… и Ля Вига… и Бебер.

– Договорились?

Признаюсь, что я знаком с Харрасом уже много лет. но я никогда не был уверен, что он принимает нас всерьез, хотя в то же время не думаю, чтобы он над нами насмехался… для него мы были французами, вот и все… позже, общаясь с множеством других личностей, у меня сложилось четкое впечатление, что нас попросту считают паяцами… даже во Франции… думаю, это на всю жизнь… но самые худшие, самые страшные подлости обычно готовят тебе твои благодетели, эти вообще отъявленные садисты… ваши мучения их забавляют… а что за публика!.. такую обычно можно встретить на корриде или в цирке… как только вы лишаетесь права «подать жалобу», вы становитесь всеобщей игрушкой и можете скулить, сколько угодно… громче, тише… теперь вам всего следует опасаться и, в первую очередь, полицейских, ведь ваши отпечатки уже занесены в банк данных… и ваши портреты тоже… ну и хари… вот уж обыватели позабавятся!.. «взгляните на него, он уже не имеет права «подать жалобу», посмотрите, что мы с ним сейчас сделаем!» для начала сожжем его кровать, стол и стулья… а потом заставим его предстать перед судом по одному из предъявленных ему обвинений, полюбуемся, как кишки сами полезут у него из брюха, а затем он спортивным шагом отправится в кругосветное путешествие, сперва по тропинкам, усыпанным битым стеклом, а после по дорожке, утыканной гвоздями… в этом смысле Харраса я не опасайся, он не относился к любителям подобных развлечений, но уж больно «отсутствующий вид» у него был!.. он был здесь, с вами, и вот в какой-то момент, тюк!.. его уже с вами больше нет… вот он здесь, очень рассудительный, и вдруг!.. как будто другой человек!.. появляется какая-то экзальтация… во взгляде… в словах… позже… гораздо позже… вспоминая о нем… и еще о том, как доставали меня другие немцы, как врачи, так и больные, когда вдруг начинали уходить как бы в другую реальность, примеряя на себя многочисленные «состояния», только позже, гораздо позже я понял, что это было как бы ниспослано им по вдохновению, такая манера впадать в мистический транс… бедный Харрас, каким-то роковым образом все для него обернулось очень плохо!.. гораздо хуже, чем для меня…

О простите!.. я снова вас потерял! но у нас с Харрасом все же было нечто общее… точность! военная! ровно в девять часов!.. я спускаюсь в гостиную… и вижу его у дверей… мы заходим… он закрывает двери… я смотрю на его лицо, он плотно поел, хорошо выпил… я слушаю…

– Мой дорогой Селин, как мне кажется, для нас, для всей новой Европы, настало время поведать не только ученому миру, но и широкой публике то, как давно наши нации сотрудничают во всех областях, будь то философия, литература, наука или медицина! медицина! наша с вами, дорогой Селин!.. вот уже восемь веков, как немецкие профессора преподают в ваших школах., не так ли?… в Монпелье?… в Париже?… в Сорбонне?…