Джузеппе Бонавири - Крестьяне и донна Тереза Радиконе

— Посидим в тенечке возле дома, — говорили крестьяне. — Надо переждать жару.

Донне Терезе нечего было возразить, но, заметив длинные вереницы муравьев, растаскивающих от гумна пшеницу, она все же приказывала:

— Хоть муравьев перебейте, вон они крадут у нас хлеб из-под самого носа!

Работу возобновляли при малейшем дуновении ветерка. После полудня, закусив хлебом и сыром, люди устраивались вздремнуть — кто на выщербленных ступеньках, кто за домом, — а донна Тереза даже сквозь сон слышала легкое движение воздуха и будила всех:

— Вставайте! Ветер подул! Пошли просеивать, а то все лето здесь проторчим!

Через несколько дней крестьяне приводили на гумно мулов и ослов, чтобы перевезти в Минео пшеницу, уложенную до последнего зернышка в большие, наскоро зашитые мешки — в каждом четыре пуда чистого, гладкого, золотистого зерна. Поскольку дон Фердинандо в эти дни был на молотьбе в Кастеллуччо, вместо него приезжал Пеппи Малоежка блюсти хозяйские интересы. В Минео с наступлением вечера зажигали лампы, которые крестьянам с гор Камути казались иллюминацией, ведь им-то самим приходилось пользоваться масляными коптилками и в полумраке они с трудом узнавали друг друга.

— Эй, кум Менико, — повышала голос донна Тереза Радиконе, — вы что там, заснули над коптилкой? А кто мешки будет таскать?! А ты, Анджиледда, насыпай пополнее! Знаю я вас, дармоедов, все готовы мне недосыпать, как эта пройдоха тетушка Мена!

И только глубокой ночью, когда на холмах и в долинах струнным оркестром раздавался лишь стрекот кузнечиков да отдаленное поскрипывание камешков под копытами ослов и мулов, а все остальное замолкало, крестьяне присаживались отдохнуть на валунах под открытым небом. Так все намаялись за день, что даже скудный ужин — хлеб, сыр да инжир — был не в охоту. Одна донна Тереза все бродила по гумну, охраняя оставшееся зерно: за этими крестьянами глаз да глаз, так и норовят что-нибудь спереть, особенно ночью.

Между тем из-за полукружия гор поднималась луна, перекидывая над гумном серебряные арки и заливая все вокруг, даже Минео в сиянии огней, белым светом. Мужчины и женщины ели молча и, казалось, ни о чем не думали. Слышно было, как похрустывает хлебная корка. Хозяйку из почтения приглашали поужинать, и донна Тереза вместе со всеми жевала хлеб с сыром. На ночлег женщины устраивались в хлеву, за яслями, из-за которых то и дело выглядывали ослиные морды; мужчины же засыпали под открытым небом — кто подстилал себе соломы, а иные прямо на голой земле. Донна Тереза с нежностью глядела, как белеют в лунном свете ее руки и колени, а сама думала о том, сколько еще работы в подвалах, куда в высоченных корзинах нужно поставить на хранение зерно.