Альваро Кункейро - Записки музыканта

Нотариус встал и, расстегнув камзол, вытащил из пояса золотую монету и бросил ее на каменную плиту, чтобы она зазвенела.

— Одну монету я все же сохранил, — сказал он. — Это испанская каролина времен Карла V.

— Этот полковник де Соваж, который, как вы говорите, служит в бретонской конной гвардии, должно быть, не кто иной, как Гастон Фебус де Соваж Вилье де Флер, виконт де Леваро, он был вместе со мной на Рейне под началом маршале де Тюренна [19] Намек на историческое лицо, однако маршал А. де Тюренн жил в XVII веке, Седан был им взят в 1611 г. , он невысокого роста, с большим красным носом и длинными усами, когда говорит, раскатывает «р», — сказал полковник Куленкур.

— Он самый, — подтвердил нотариус, продолжая играть золотой монетой.

— В то время он был капитаном, командовал батальоном фламандских королевских стрелков и присутствовал во дворе замка в Седане, когда меня расстреляли за то, что я изнасиловал прелестную девчушку, которая все смотрела, как я укрощаю коня, из окна дворца герцога Бульонского. На самом-то деле она отдалась мне по доброй воле, а умерла в моих объятьях, скорей всего, от разрыва сердца, и синяки у нее на шее были вовсе не оттого, что я ее душил, а наоборот — оттого что я тряс ее, стараясь привести бедняжку в чувство. Ну, может, я немного перестарался и потряс ее слишком уж сильно. А началось все с того дождливого дня, когда я с нормандскими стрелками ворвался в город Бризак.

— В куплетах, которые пели в Одьерне возвращавшиеся с Рейна солдаты, говорилось, что вы, господин полковник, заткнули девочке рот лентой с вашей шляпы, чтоб она не кричала. И еще там говорилось, что лента была шелковая, голубая, а девочке едва минуло двенадцать лет, — заметила мадам де Сен-Васс.

— Такую песенку будто бы пела девочка, если верить слепому из Дорна, — сказал нотариус.

— А я видел на рынке в Понтиви картинку, на которой было изображено, как господин полковник прыгает с седла в окно, — подал голос и музыкант.

— Видно, в Бретани людям совсем не о чем говорить, — презрительно оборвал его полковник Куленкур. — И кто вы такой, господин помощник регента церковного хора, чтобы вступать в пререкания со знатными мертвецами?

Музыкант, сглотнув слюну, пробормотал извинения.

— Разве не я взял Бризак штурмом, в штыковой атаке? — продолжал полковник Куленкур де Байе, — Я ехал на своем Гвардейце, вороном со звездочкой на лбу. Прежде чем перейти мост, мы сожгли все ветряные мельницы, сколько их там было в предместье. Взорвав ворота, проникли в город и пошли по узким улочкам, распевая «Tonnerre, tonnerre de France» [21] Гром, французский гром (франц.). , поджигая дома и убивая жителей. К тому времени, когда я прибыл на главную площадь, мои солдаты выложили дорожку из убитых кайзеровских вояк, чтобы я прошелся по ней, словно неаполитанский акробат по проволоке. Флейты насвистывали походный марш. На одном из убитых была каска с перьями цветов имперского флага, мой вороной сорвал ее у него с головы зубами. Восхищенные солдаты кричали, что в моем Гвардейце сидит черт. Я вошел в замок, он был пуст, но когда мои нормандские стрелки начали грабеж, скоро нашли в одной из отдаленных комнат жену и четырех дочерей немецкого градоправителя, жена оплакивала мужа, погибшего при обороне моста, а девушки — своих убитых или бежавших женихов. Мать все время причитала: «От кого же нам теперь рожать детей?» Меня это взбесило. «Разве здесь нет ни одного бретонского дворянина?» — крикнул я ей. Начал с матери, потом, по старшинству, обесчестил всех четырех дочерей. Они не сопротивлялись. Молча уступали — делай с ними что хочешь. Правда, при этом покрывались холодным потом. Солдаты вокруг орали, горланили песни, плескали на нас вином, палили из ружей, звонили в колокола церкви Святой Бригиты, мой Гвардеец ржал и брыкался, точно на майском лугу. Так началась забава, которая продолжалась семь дней. Когда я немного поуспокоился, собрал своих совсем уже одуревших от азарта нормандцев на площади и напомнил, что десятая часть добычи принадлежит королю. Потом маршал де Тюренн приказал мне отправиться в Седан для замены гарнизона. И там произошел этот прискорбный случай с девочкой в окошке. Недоразумение.

Пока полковник говорил, он все время вытягивал шпагу и кидал ее обратно в ножны. Взял глиняную кружку, но в ней не осталось ни капли шва. С досады разбил ее о каменную голову аббата, украшавшую надгробие. Этот поступок как будто дал выход его гневу.