Андрей Упит - Угли под пеплом

— Я хотел было позже… Но лучше сразу… Все равно же надо сказать, раз уж все тут…

Он глубоко переводит дух и откидывает голову, точно от тяжелого груза.

— Я хотел только сказать, что с этого дня моя жена свободна. От обязанностей сиделки и супруги. Достаточно долго я ее изнурял и угнетал. Я горько сожалею о своем малодушии. Но что делать: духом я не крепче, чем плотью. Но под конец все же набрался мужества и сил. Возможно, от этих красивых, вдохновенных слов, которые я сегодня услышал. Моя жена свободна — совсем и на все времена. Я думаю, вы ее сейчас же возьмете с собой. Все законные формальности, связанные с разводом, можно будет оформить позднее. В подобном случае это легко… Поехали, Льена. Привыкай меня катать…

Пятеро остаются стоять, словно пол между ними разверзся и стол со всем, что было на нем, провалился в черную пропасть. Только спустя какое-то время обращают они друг на друга застывший в недоумении взгляд. И тут же четверо из них спохватываются и кидаются к Анне.

Она сначала бледнеет. Потом багровый румянец волной приливает к лицу. Обеими руками она обхватывает голову, пошатывается и валится на стол.

— Мама! — обнимает ее обеими руками Валдис, точно спасая от омута.

Нета, растерянная и ошеломленная, подходит и припадает головой к ее щеке.

Анна тихо плачет. Борется с собой и не может совладать. Слезы льются на руки Валдиса и орошают лицо Неты.

Зьемелис, сняв очки, протирает пальцами стекла и не замечает, что они от этого еще больше запотевают.

— Что он хотел сказать? — бормочет он.

Арай пожимает плечами.

— Болен. Я все время замечаю в нем какую-то ненормальную злость и необычную нервозность. Последнее время у него не проявлялись какие-нибудь странности?

— Переутомился он, — сокрушенно говорит Валдис. — Он не слишком много работал?

Но Анна не отвечает. Кажется, она даже не слышит, о чем они говорят.

— Так оскорбить! Так безжалостно, так бесчеловечно обидеть. Уж лучше бы пощечина или плевок в лицо… — С последними словами голос Неты начинает дрожать, и спустя секунду она уже плачет вместе с Анной.

— Как он мог… — удивляется Зьемелис. — Такой деликатный, такой тактичный и спокойный человек.

— Не замечалось за ним подобных странностей? — У Арая все еще возникают подозрения.

— Никогда! — откликается Зьемелис. — Впервые с подобным сталкиваемся. Дурного слова не слыхали.

— С больными такое часто бывает. Все терпят и стараются держаться вежливо и признательно. А внутри все копится горечь на свою судьбу, на себя, на других.

— Не забывайте, о ком вы говорите! — восклицает Валдис.

— Я знаю, знаю! — И Арай принимается быстро расхаживать по комнате. — И именно поэтому удивляюсь. У него такой твердый и устойчивый характер. С каким изумительным геройством он перенес свое ужасное несчастье. С нерастраченной силой и энергией работал все эти годы. И вдруг эта неконтролируемая возбужденность и жестокость. Непонятное раздражение и ненависть, низкие подозрения и грубые, невероятные оскорбления…

Анна с силой отталкивает своих утешителей и встает. Слезы еще бурно вздымают ее грудь, но лицо уже строгое, полное решимости. Можно подумать, что это о ней шел здесь разговор, а не о ее муже.

— Что вы тут о нем говорите?! Что вы знаете! Что вы можете знать! Вы ему не судьи.

— Ну, Анна, — изумляется Арай. — И ты за него еще заступаешься! Да разве мы его судим? Мы свидетели, как он тебя судил — непростительным, недопустимым образом. Вот о чем мы говорим.

— Ничего вы не смеете говорить! Оставьте его в покое! Оставьте нас в покое!

С минуту неловкое молчание. Анна успокаивается и угрюмо замыкается в себе. И все же ни о чем ином думать или разговаривать никто больше не может.

— Если ты думаешь, что он просто от нервов или болезни… — робко начинает Арай. — Тогда, разумеется, нам вмешиваться нечего. Тогда вы сами объяснитесь, и все снова будет хорошо. Но я все же опасаюсь. Я его слишком хорошо знаю. Пустыми словами он никогда не бросался. Опасаюсь, что он задумал что-то серьезное…

— Вы вечно опасаетесь. Неужели вы не видите, что в этом-то все несчастье. Он не терпит, что все считают его больным и опекают его! Он слишком мнителен, его задевает эта беспрестанная забота и опека. Это все время напоминает ему о его несчастье.

— Но так же не может оставаться, — возражает Арай. — После всего услышанного наши отношения… А бес их знает, какие они теперь, эти наши отношения! То ли нам оставаться здесь, то ли убираться? А если останемся, то что нам тут делать? Жена ты сейчас или вдова — ты-то сама знаешь? Вот и скажи, если знаешь… Нет, ты должна объясниться. Сейчас же ступай и объяснись. Я не тронусь с места, пока не узнаю, могу ли я сюда еще ногой ступить или нет. Есть ли у меня здесь еще что-нибудь общее с вами, или я должен навсегда захлопнуть за собой дверь этого сумасшедшего дома.