Альваро Кункейро - Из книги «Школа врачевателей»

— ¡Oye, chico, te sale una rama con cerezas por la oreja! [4] Слушай, парень у тебя из уха торчит веточка с черешнями! (исп.)

Человек поднял голову и спросил негра, что такое тот говорит.

— ¡Que te sale una rama de cereza por la oreja!

Но как ни орал негр, человек этот, а был он галисиец из Вильялбы, не мог расслышать, вот и сказал наконец:

— Приятель, говори мне в другое ухо, сам видишь, из этого у меня ветка черешни торчит!

Говаривал Ламас, что за тяжбы расплачиваются здоровьем еще больше, чем деньгами.

— Лучшее лечение — праздность.

И предписывал пациентам купания, отдых, подыскивал им развлечения.

— Почему бы тебе не выучиться играть на волынке?

На одного, по прозвищу Грелка, из Виламеа, ростовщик он был, напала перемежающаяся лихорадка и не отстает: то весь горит, то помирает, то знобит его нещадно. Когда знобило, он так дрожал, что не мог высчитать проценты. Со страху сон потерял. Врачи ничего не могли поделать, в аптеках Рибадео он больше сотни песо оставил. Превратился в живые мощи. Племянники позвали к нему Ламаса Старого. Ламас с ним целый вечер просидел.

— Тревога тебя замучила, только и всего. Бросай дела, надень самую худую одежонку, ступай в Маринью и, покуда стоит теплая погода, проживи там месяца два-три на милостыню. С собою ни грошика не бери. Ни с кем не знайся. Проси милостыню со всем смирением, благодари, принимай подаяние — вот и весь сказ.

И Грелка так и сделал — и выздоровел. Выздоровел телом и помягчел душой. Должники его обнаружили, что стал он сострадательнее. Дожил до девяноста.

Была у Ламаса Старого записная книжка, он заносил туда человеческие имена болезней и никому ее никогда не показывал.

В Энтребо, что в приходе Лабрада-де-Бурис, округ Вильялба-де-Луго, был один хромец по имени Освалдо, Освалдо Жове. Сидя казался он великаном, но встанет, и сразу видно: грудь-то молодецкая, брюхо круглое, а ножонки кривые и короткие. Но со всем тем потихоньку да полегоньку Освалдо много миль выхаживал и славился как искусный охотник. Выходил на охоту без пса, но нюх у него был такой, что и бургосской легавой на зорьке до него далеко: и след брал, и куропаток поднимал. В нагрудном кармане носил он всегда тетрадку, на страницах которой были наклеены портреты артисток, ими раньше сигарные коробки украшали; Освалдо разглядывал пышные телеса и расплывался в ухмылке. Из этих красоток меньше всего нравились ему Клео де Мерод и одна певичка из Бильбао, по имени Дора, по прозвищу Балагурка. Форнарине предпочитал он Челито, а Амалию Молина в грош не ставил. Скопит несколько песо — и спускается в долину; в Баоамонде садился в поезд и отправлялся в Мадрид — увидеть их вживе. Как-то раз закутил, деньги все вышли. До Луго от Мадрида добирался пешим ходом, кроликов подшибал камнями в полях Кастилии и Леона, а потом жарил, braseando folgueiras е algún terrón. В Луго взял взаймы три реала и доехал поездом до Баоамонде, покуривая сигару, которую подарил ему Монтенегро из Бегонте. Из этой поездки привез книгу, по которой выучился предсказывать погоду и лечить болезни домашнего скота. Еще привез он «La Desesperación» Эспронседы [5] «Отчаяние» ( исп .). Эспронседа, Хосе де (1808–1842) — известный испанский поэт-романтик. и молитву на случай града. Начал Освалдо предрекать ветры и заморозки, дожди и бури, и все сбывалось. Прославился он как коновал: лошадиные хвори знал, как никто. Артистки ему осточертели, а потому он выдирал листки из тетрадок с красавицами и на обратной стороне выписывал рецепт, так что хозяин занедужившего мула или коровки заявлялся в аптеку Басанты в Вильялбе или в аптеку Лабарты в Гитирисе с листком, на одной стороне которого Пакита Руэда выставляла напоказ все, чем щедро одарила ее природа, а на другой стороне значилась доза опия.

Раньше был он общителен, любил поговорить, поспорить, был противником Пепе Бенито, а стал хмурым нелюдимом и унылым молчальником. Начал брать уроки латыни у священника из Бегонте и через год досконально знал грамматику Араужо. Пошли слухи, что запирается он на скотном дворе с хворой скотинкой и оба разговаривают — Освалдо на латыни, а скотинка на своем языке.

— Для того только и латынь выучил, — говорили люди.

Прикопил деньжат. Построил себе домишко в Энтребо, в самой высокой части, близ Порто-де-Шове, и не выходил оттуда неделями, ни с кем не разговаривая и не наведываясь к больным. Иногда спускался на дорогу и поджидал, пока не появится кто-то из соседей.

— Скажи такому-то, завтра либо послезавтра у него скотинка занедужит. Пускай купит это вот лекарство.