Андре Моруа - Превращения любви

— Это очень трудно объяснить, я мало встречалась с ними. Но впечатление у меня было такое, что в тот момент, когда они повенчались, они уже знали оба, что совершают ошибку. И все-таки она его любит… Простите, что я говорю вам это, Марсена, но вы сами меня просили. Она любит его, конечно, гораздо больше, чем он ее, только она гордая и не хочет этого показывать. Я как-то обедала у них. Атмосфера была тяжелая… Представьте себе! Она говорила все эти милые, забавные пустячки, иногда немножко наивные, которыми вы так восхищались, а Франсуа обрывал ее… Он бывает иногда невероятно груб.

Ивонна Прево сказала это так, что у меня родилось подозрение, будто она сама была когда-то любовницей Франсуа и теперь питала к нему смешанное чувство ненависти и восхищения.

Вся зима 1913/14 года прошла для меня в легких интригах с женщинами, в деловых поездках, в которых, в сущности, не было никакой надобности, и в занятиях, которые оставались очень поверхностными. Я не хотел ничего принимать всерьез; я подходил к идеям и людям с опаской, заранее согласный потерять их, лишь бы не очень страдать, если это случится.

В конце мая Елена Тианж перенесла свои приемы в сад. Для женщин она разбрасывала по газонам подушки, мужчины садились прямо на траву. В первую июньскую субботу я застал у нее любопытную группу писателей и политиков, окруживших аббата Сениваля. Маленькая собачонка Елены подошла и легла у ее ног. Елена сказала очень серьезным тоном:

— Господин аббат, есть ли у животных душа? Если нет, я отказываюсь понимать. Как это может быть? Моя собачка, которая столько страдала…

— Ну конечно, сударыня, — ответил аббат, — почему вы полагаете, что у них нет души?.. Есть… совсем крошечная душонка…

— Это не слишком ортодоксально, — заметил кто-то, — но зато трогательно.

Я сидел несколько поодаль с одной американкой, Беатрисой Хаувел; мы прислушивались к разговору.

— А я уверена, — сказала она мне, — что животные имеют душу… По существу, нет никакой разницы между ними и нами… Как раз недавно я думала об этом. Сегодня после полудня я долго пробыла в Зоологическом саду. Я обожаю животных, Марсена!

— Я тоже, — сказал я. — Хотите пойдем туда как-нибудь вместе?

— С удовольствием… О чем это я говорила? Ах да! Сегодня в саду я долго смотрела на тюленей. Они мне ужасно нравятся; они такие блестящие, похожи на куски мокрой резины. Они плавали по кругу под водой и каждые две минуты выставляли свои головы, чтобы подышать, а мне было их жалко, я говорила себе: «Бедные животные, какая однообразная жизнь!» Потом я подумала: «А у нас? Что мы делаем? Мы кружимся под водой в течение всей недели, а в субботу, к пяти часам, высовываем головы у Елены Тианж, потом во вторник у графини де Роган, у Мадлен Лемэр и в воскресенье у госпожи Мартель… Это совершенно то же самое. Вы не находите?

В этот миг я увидел, что в сад вошли капитан Прево и его жена; их серьезный вид поразил меня. Они шли по саду с взволнованными лицами, осторожно ступая по камням, как по стеклу. Елена встала поздороваться с ними. Я стал следить за ней, так как мне всегда нравилось ее милое грациозное оживление во время приема гостей. Я всегда говорил ей:

— Вы похожи на белую бабочку; опуститесь на минутку и снова вспорхнете.

Прево начали рассказывать ей что-то, и я увидел, что лицо ее стало очень серьезным. Она оглянулась вокруг с каким-то смущением и, увидев меня, отвела глаза в сторону. Потом все они отошли дальше на несколько шагов.

— Вы знакомы с Прево? — спросил я Беатрису.

— Да, — сказала она, — я была у них в Тулоне. У них там обворожительный старинный дом… Я страшно люблю тулонские набережные. Море и эти старинные дома… Такое чудесное сочетание…

Несколько человек присоединились теперь к Елене и Прево. Они образовали целую группу, в которой шел довольно громкий разговор, и мне показалось, что я слышу свое имя.

— Что такое случилось? — сказал я Беатрисе. — Пойдем узнаем.

Я помог ей подняться и стряхнул несколько травинок, которые пристали к ее платью. Елена увидела нас и подошла ближе.

— Простите меня, — обратилась она к Беатрисе, — мне надо сказать два слова Марсена… Слушайте, — сказала она мне, — я в отчаянии, что мне приходится первой сообщить вам эту страшную весть, но я но хочу рисковать… Одним словом, Прево только что сказали мне, что ваша жена… что Одиль покончила с собой сегодня утром в Тулоне, выстрелом из револьвера.

— Одиль? — проговорил я… — Боже мой! Почему?