Какая она странная и, оказывается, очень сильная духом, эта девочка, которую я произвела на свет, думала Конни Меллорс.
И вдруг вместо ревности, которую ей бы следовало испытать из-за того, что Клэр так близко сошлась с сэром Клиффордом (разумеется, ревности и обиды в первую очередь за Оливера) Конни почувствовала гордость. Она гордилась, что Клиффорд не просто принял ее, Конни, дочь, а еще и проникся к ней всей душой.
— Что ж, очень рада, что ты хорошо провела время и так сблизилась с Клиффордом, — сказала она.
— Спасибо тебе, мама.
— Дорогая, прошу тебя, постарайся отнестись терпимо к моему прошлому, ладно? Пойми, если можешь, что от настоящей любви бывает нет сил отказаться.
Наступило молчание. Для Конни оно казалось невыносимым. Потом вдруг Клэр сказала:
— Кто знает, суждено мне или нет испытать такую любовь, но я пока не потеряла надежду на чудо.
И Конни возликовала от этих слов. Наконец-то, наконец ее девочка признала, что на свете существует настоящая любовь. Ей захотелось привлечь Клэр к себе, расцеловать, быть может, даже всплакнуть на ее груди слезами радости, но помня всегда о нелюбви дочери к проявлению подобного рода чувств, она лишь прошептала:
— И это чудо свершится.
Клэр перестала расчесывать волосы и долго смотрела на себя в зеркало.
Немножко осмелев, Конни спросила:
— Надеюсь, ты не очень рассердилась на меня за то, что я попросила тебя взглянуть на нашу сторожку. Ты ее видела?
— Нет. Сэр Клиффорд велел ее спалить. Еще много лет назад. Ты что, не получила моего письма? Я тебе там все написала.
Лицо Конни вдруг сморщилось и стало жалким и старым.
— Как ужасно! Лучше бы мне об этом не знать! — воскликнула она.
Ну что, наконец поняла? — думала Клэр. Поняла глубину его гнева и печали из-за того, что ты его бросила?..
И снова она почувствовала к матери неприязнь.
— Хочу спать, — сказала Клэр, притворно зевая. — Я сегодня очень устала.
Конни не так-то просто было обмануть. Покидая комнату дочери, она думала о том, что поспешила со своими выводами. Клэр все еще очень далека от нее. Она живет совсем в ином измерении.
Совсем недавно отпраздновали Рождество.
Стояло промозглое и туманное зимнее утро.
Клэр получила недельный отпуск. Всю осень и зиму она работала, не покладая рук, с трудом выдерживая адские нагрузки. Три дня назад ей исполнился двадцать один год. Она стала совершеннолетней. Но в военное время это событие значило так мало. Когда-то Клэр думала, что совершеннолетие станет той вехой в ее жизни, откуда начнется новый отсчет. На самом же деле ничего не изменилось. Она получила много поздравлений и подарков от друзей, родителей, тети Хильды и Пип, в ее честь устроили небольшой обед в «Хайд-парк отеле», на котором должны были присутствовать и отец с матерью, однако в самый последний момент маленький Джонни — ему уже исполнилось восемь месяцев — затемпературил, и Конни побоялась оставить малыша на чужих людей, ну а Оливер, по обыкновению, без своей Конни на людях не появлялся.
Но Клэр не обиделась и даже не расстроилась — маленький Джонни давно стал для нее родным человечком. Она радовалась, что у ее уже отнюдь не молодых родителей появилась новая — радостная — забота, так оживившая их жизнь. Ведь ребенок отныне всецело принадлежал им — Глория как в воду канула.
Благостный мир и покой, воцарившиеся в «Лебединой долине», окончательно убедили Клэр в том, что у нее своя, особая, дорога к счастью.
В целом, зима для нее оказалась не такой уж и плохой. Когда она вернулась в госпиталь после болезни, главная сестра, помня просьбу мисс Меллорс о переводе в другой госпиталь, тем не менее вынуждена была ей отказать — остро не хватало медперсонала. Правда, ей пообещали, что, быть может, потом что-нибудь удастся придумать, а сейчас…
Но Клэр уже не стремилась уехать из Лондона. Тем более, что она любила свою работу и была по-своему даже счастлива. Последнее время Лиз Пиверел часто брала выходные и ездила домой — тяжело заболел Фрэнсис. Клэр охотно подменяла подругу, очень по ней скучала и переживала за ее брата. Юноша с детства отличался хрупким здоровьем, в последний же год у него развилась лейкемия. Этот молодой очаровательный человек, тонкий ценитель искусства и красоты во всех ее проявлениях, к тому же сам подающий надежды художник, слабел с каждым днем. Лиз помогала матери ухаживать за ним, старалась поддержать в нем присутствие духа. В последнем письме она написала подруге, что дни Фрэнсиса сочтены.
Читать дальше