Оноре Бальзак: Блеск и нищета куртизанок

– Вам даны на этот счет указания? – спросил его каторжник.

– Мне дано неограниченное право… – сказал Корантен, восхищенный собственной выдумкой.

– Вы шутите; вы человек большого ума и, конечно, допускаете, что можно и не доверять вам… Вы предали немало людей, упрятав их в мешок и притом заставив их влезть туда якобы добровольно. Я знаю ваши блестящие баталии: дело Симеза, дело Монторана… 169О! Это настоящие шпионские баталии, своего рода битвы при Маренго! 170

– Так вот, – сказал Корантен, – вы питаете уважение к господину генеральному прокурору?

– Да, – сказал Жак Коллен, почтительно наклонившись. – Я восхищаюсь его благородным характером, его твердостью, великодушием и отдал бы свою жизнь, лишь бы он был счастлив. Поэтому я прежде всего выведу из опасного состояния, в котором она находится, госпожу де Серизи.

Генеральный прокурор не мог скрыть чувства радости.

– Так вот, спросите же у него, – продолжал Корантен, – властен ли я вырвать вас из того унизительного положения, в котором вы пребываете и взять вас к себе на службу?

– Да, это правда, – сказал г-н де Гранвиль, глядя на каторжника.

– Чистая правда? Мне простят мое прошлое и пообещают назначить вашим преемником, ежели я докажу свое искусство?

– Между такими людьми, как мы с вами, не может быть никаких недоразумений, – продолжал Корантен, проявляя такое великодушие, что обманул бы любого.

– А цена этой сделки, конечно, передача писем трех дам?.. – спросил Жак Коллен.

– Мне кажется, нет нужды говорить об этом…

– Любезный Корантен, – сказал Обмани-Смерть с насмешкой, достойной той славы, какую стяжал Тальма в роли Никомеда, – благодарю вас, я вам обязан тем, что узнал себе цену, и понял, какое значение придают тому, чтобы вырвать из моих рук мое оружие… Я этого никогда не забуду… Я всегда и во всякое время к вашим услугам и вместо того, чтобы говорить, как Робер Макэр: «Обнимемся!..» – я первый вас обниму.

Он с такой быстротой схватил Корантена поперек туловища, что тот не успел уклониться от этого объятия. Он прижал его к своей груди, как куклу, поцеловал в обе щеки, поднял, точно перышко, распахнул дверь кабинета и опустил его на пол в коридоре, всего измятого этими грубыми объятиями.

– Прощайте, любезный, – сказал он, понизив голос, – Нас отделяют друг от друга расстояние в три трупа; мы скрестили шпаги, они одной закалки и равны по размеру… Сохраним уважение друг к другу; но я хочу быть равным вам, а не вашим подчиненным. Вы оказались бы так вооружены, что были бы, по-моему, слишком опасным начальником для вашего помощника. Проложим ров между нами. Горе вам, если вы ступите в мои владения!.. Вы именуетесь Государством точно так же, как лакеи носят имя своих господ; а я хочу именовать себя Правосудием; мы будем часто встречаться, и нам следует проявлять в наших отношениях тем больше достоинства и приличия, что мы всегда останемся отъявленными канальями, – шепнул он ему на ухо. – Я дал тому пример, поцеловав вас…

Корантен растерялся впервые в жизни и позволил своему страшному противнику пожать себе руку.

– Если так, – сказал он, – я полагаю, что в наших интересах быть друзьями…

– Мы будем сильнее каждый в отдельности, но вместе с тем и опаснее, – прибавил Жак Коллен тихим голосом. – Итак, разрешите мне просить у вас завтра задаток под нашу сделку…

– Ну что ж! – сказал Корантен добродушно, – Вы отнимаете у меня ваше дело, чтобы передать его генеральному прокурору; вы будете причиной его повышения; но не могу не сказать вам, что вы избрали благую долю… Биби-Люпен слишком известен, он свое отслужил. Если вы его замените, вы займете единственное подходящее для вас положение; я восхищен видеть вас там… честное слово…

– До скорого свидания, – сказал Жак Коллен.

Вернувшись в кабинет, Жак Коллен, увидел, что генеральный прокурор сидит за столом, обхватив голову руками.

– И вы можете уберечь графиню де Серизи от грозящего ей безумия?.. – спросил г-н де Гранвиль.

– В пять минут… – отвечал Жак Коллен.

– И вы можете вручить мне всю переписку этих дам?

– Вы прочли эти три письма…

– Да, – сказал генеральный прокурор с живостью. – Мне стыдно за тех, кто писал эти письма.

– Ну, мы теперь одни! Запретите входить к вам, и побеседуем, – сказал Жак Коллен.

– Позвольте… Правосудие прежде всего должно выполнить свой долг, и господин Камюзо получил приказ арестовать вашу тетушку.

– Он никогда не найдет ее, – сказал Жак Коллен.