Тем временем Петруся, зайдя по дороге в кузницу и поболтавши минуту с мужем, вернулась домой. Этот день она наработалась в огороде, пропалывая свеклу и капусту, и за час до захода солнца побежала на поле нарвать немного своих излюбленных трав. Она знала, что во-время успеет возвратиться, чтобы приготовить ужин.
Целый день Аксинья провела в саду на траве, куда вывела ее внучка. Теперь она заняла свое обычное место на печи; около нее собралось трое старших детей; самый младший ребенок спал в люльке. В летних сумерках, наполнявших комнату и заглядывавших в нее вместе со звездами, мутные очертания этой группы из четырех человеческих существ темнели и двигались почти под самым потолком комнаты, как группа теней. Среди тишины, прерываемой только отдаленным стуком кузнечного молота, слышна била хриплая и шепелявая речь слепой бабки и, как серебряные колокольчики, тонкие детские голоса. Она что-то рассказывала им то очень серьезно, то смеясь своим сухим беззвучным смехом; дети прерывали ее рассказ множеством восклицаний и вопросов. Чаще и смелее всех отзывался шестилетний Стасюк, любимец отца, понемногу уже помогавший матери в уходе за самым младшим ребенком и уже до некоторой степени опекун слепой бабки, которую он иногда кормил на печи и водил за руку по двору и саду. Теперь он был чем-то бесконечно заинтересован и приставал к бабке с беспрестанными вопросами, обращаясь к ней тоном избалованного ребенка.
— Где он был, бабушка? Где был Адамчик, пока не пришел в нашу избу? Где он был раньше?
Дело шло о том, откуда пришел самый младший братишка, который появился месяц тому назад в избе, что он делал перед тем, как притти сюда?
Старуха долго смеялась и, наконец, ответила:
— В лесу был Адамчик, в лесу был братишка твой миленький, перед тем как пришел сюда.
— А что он там делал? — снова прозвучал вопрос.
— Пас зайчиков в лесу! — отвечала бабка.
— А я где был раньше, перед тем как пришел сюда?
Старуха, уже не раздумывая, ответила:
— Ты сидел на высоком-высоком дереве и пас ворон в воздухе…
— А я? А я, бабушка? А я…
— Ты, Христя, сидела на дне синенькой воды и пасла рыбок…
— А Еленка? Бабулька, а Еленка?
— А я? Бабушка, а я где была?
Должно быть, прабабка поцеловала трехлетнюю Еленку, так как в комнате раздался громкий поцелуй. Потом сказала со смехом, в котором чувствовалось удовольствие:
— Еленка сидела в густой травке и пасла червячков…
При этом стукнули двери, и по комнате разнесся сильный запах полевых трав.
— Это ты, Петруся? — шепелявя, спросила бабка в темноте хриповатым голосом.
— Мама! — хором зазвенели дети.
— Все вы тут? — спросила вошедшая.
— Все.
— Адамчик спит?
— Спит.
— Ну и слава богу. Вот сейчас я разведу огонь и наварю картошки, которую сегодня накопала.
— Ой, хорошая картошка… молодая… — зашепелявила бабка с очевидным удовольствием.
— Хорошая… ой, хорошая… — хором повторили дети.
Сильный огонь запылал в печи и осветил комнату, в которой за несколько прошедших лет произошли некоторые перемены к лучшему: больше достатка и больше нововведений. Между окнами стоял комод, а на нем два медных подсвечника и небольшая лампа со стеклом. На окнах — занавески из пестрого ситца, а на подоконниках — пахучая герань вся в красном цвету; за стеклами шкафчика — белые тарелки, и на одной стене несколько картинок в блестящих рамках. Все это поприносил домой Михаил. Как только поедет куда-нибудь за каким делом, всегда привезет домой что-нибудь красивое, а затем сам, как дитя, тешится этими обновками и жену заставляет радоваться. Впрочем, если бы он и не заставлял ее, она тешилась бы сама. Она с удовольствием любовалась яркими цветами ситцевых занавесок, золотистым сверканием медных подсвечников, а если огорчалась при этом, то потому разве, что слепая бабка не могла видеть всех этих красивых вещей и удобств, которые ее теперь окружали. Зато она рассказывает ей о них долго и пространно и дает ощупать каждую новую вещь.
Впрочем, все старые вещи остались в этой комнате так, как были. Скамейки, столы, хозяйственные принадлежности, три стула, с деревянными спинками, ткацкий стан Петруси, в одном углу большая куча разного железа и над ней на стене несколько новых, только что сделанных в кузнице топоров, пил, крючьев и щипцов. На ткацком стане Петруся разостлала рядно и высыпала на него из фартука душистые травы. После этого она занялась приготовлением ужина; дети, как птички, спорхнули с печи, бегали возле нее босиком и щебетали о чудесах, рассказанных в сумерки бабкой.
Читать дальше