Лея Гольдберг - Любовь анхора

Хашим сидел под согнувшейся оливой, наблюдал за анхором, протягивал ему руку и долгими часами ждал, пока тот возвратится, снова взмоет в высоту, снова возвратится и сядет на протянутую руку. По дороге домой обнажённое плечо молодого Хашима коснулось груди анхора, и юноше показалось, что он почувствовал, как сильно бьётся сердце птицы, кровь закипела в жилах молодого Хашима, и беспокойство охватило его душу.

Той ночью не спалось молодому Хашиму, он ворочался с боку на бок, вглядывался в темноту, и ему казалось, что он слышит беспокойный шум крыльев, доносящийся с высокой площадки столба под куполом потолка.

На следующий день вернулись юноша и птица на пастбище. Мгновенно взлетел анхор с руки Хашима, сделал семь кругов в небе и камнем упал на траву возле молодой козы. Он ходил вокруг неё, смотрел в её синие глаза, а коза не обращала на него никакого внимания и продолжала щипать высушенную солнцем траву. Анхор вернулся только с заходом солнца, сел на палец Хашима, и они пошли домой.

Так продолжалось изо дня в день целый месяц. Весь месяц сон Хашима был беспокойным, он видел дурные сны, кровь бурлила в его жилах, а посреди ночи его ухо улавливало шорох крыльев высоко на столбе под потолком.

В то лето, по всеобщему мнению, молодой Хашим вступил в возраст половой зрелости. Глава племени, да будут благословенны его стада, эту весть шепнул на ушко своей жене, матери Хашима, та — своей матери, а уж она передала её своему мужу, старому Махии. Взял Махия десять золотых шекелей, бирюзовое колечко и два браслета для запястья. Выбрал жирную овцу из стада и направился в небольшую деревню за горами: её жители были очень бедны, а их дочери хороши собой.

Принято было в наших местах: в хорошие дома сначала брали наложницу, а уж потом жену. Считалось, что знатный отец не мог отдать свою дочь тому, кто не доказал свою мужскую силу. Только беременность наложницы убеждала его, что Бог благословляет наследников жениха. И когда наложница уже дохаживала последний месяц беременности, её усаживали на носилки, которые несли двое слуг, и отец жениха шел впереди носилок к дому богача. У входа в знатный дом уже собирался весь его цвет, и отец жениха, откидывая полог паланкина, приглашал всех посмотреть на наложницу и призывал: «Смотрите и убеждайтесь, что Бог дал моему сыну плоды его мужской силы, и если он сделал такое для этой женщины, то не откажет и твоей дочери». А после этого, добавлял: «Так отдай свою дочь моему сыну и будешь радоваться внукам».

Так жена приходила в дом после наложницы, свадьба праздновалась со всей пышностью. Наложница же возвращалась домой скромно и незаметно. Только молодой теперь мог видеть её лицо, развлекаться с ней и любить её.

И если наложница рожала сына своему господину, то его тотчас забирали у неё и отдавали на воспитание пастухам, чтобы не мешал наследнику, между девочками сразу проводили границу различия. Но, по правде говоря, жизнь сыновей наложниц иногда лучше жизни наследников: помнит отец сына наложницы девичью прелесть его матери и свою первую любовь. Он навещает его незаметно, балует и дарит подарки. Ведь наложница всегда хороша собой, её выбирают в бедных селениях, чтобы пробудить мужские инстинкты юноши, а с красотой женщины не поспоришь. А потому сыновья наложниц стройны как кипарисы. Бытует в наших местах поговорка: строен как сын наложницы.

На четвёртый день после своего ухода вернулся старый Махия и с ним девочка тринадцати лет. Узкоплечий подросток со свежей кожей, с созревшей грудью, и богатыми, выкрашенными хиной локонами, подобными каштану. Синева её глаз так глубока, что издали можно ошибиться и принять их за чёрные.

В тот день не пошел Хашим с анхором на пастбище. Мать что-то шепнула ему на ухо и вышла из дома, за ней дом покинули остальные обитатели. Хашим остался один, он сидел на ступеньках крыльца и вглядывался в аллею кипарисов, устремлённых своими копьями-кронами в небеса, анхор сидел на пальце его руки.

Не прошло и нескольких секунд, как анхор увидел небольшую девочку, которая приближалась к ним по аллее. Хашим впился в неё глазами и не смел шевельнуться, но анхор чувствовал, как дрожал палец, на котором он сидел.

Девочка приблизилась и остановилась перед подростком. Оба молчали. До тех пор, пока Хашим не сказал: «Это мой анхор».

Она медленно склонила голову и её щеки запылали огнём.

«Если ты захочешь, он сядет на твою руку» — сказал Хашим.

Она не ответила. Только протянула руку. Анхор взлетел и сел на палец протянутой руки. Он чувствовал, что и этот палец дрожит. Она продолжала молчать. Анхор смотрел на неё своими круглыми глазами, желтыми, как светлый янтарь. Он видел вблизи глубокую синеву её глаз между каштановыми локонами, спадавшими на щеки.