Лея Гольдберг: Любовь Терезы ди Мон

Болезнь моя проклятая! У света
Любовью называется она.
Как я презрением к себе полна!
О, если бы ты знал, как тяжко это!

Волос моих коснулась седина —
С годами делаться мудрей должна.
Но вот мой взгляд остался без ответа, —
И я унижена, осрамлена.

Зачем в свой ясный, предосенний день
Должна страдать я, от любви робея,
Должна робеть я, горестно любя?

А ночью, как бы пряча душу в тень,
Не ведая стыда, тянусь к тебе я
И лишь тебя зову, хочу тебя!

Я не хочу, я не могу — поверь —
Чтобы ты снился мне из ночи в ночь.
Мне думать больше о тебе невмочь
И трепетать при каждом стуке в дверь.

От взгляда юных девушек, как зверь
Затравленный, бежала бы я прочь.
Победный блеск не в силах превозмочь,
Он как бы говорит мне: «пыл умерь!»

Покой душевный был мне прежде мил.
Я зрелостью своей не тяготилась,
И страх меня ночами не томил.

Тогда мне даже и во сне не снилось,
Что встречи тайно ждать, лишаясь сил,
Так сладостно, и в этом Божья милость.

Ты лучше бы прогнал меня в пустыню,
Обрек бы на скитание, как встарь
Отправил Авраам свою Агарь —
Покорную наложницу, рабыню.

Счастливее меня любая тварь.
Пускай бы надо мною ты глумился,
Мой гордый дух не так бы возмутился.
Ты был бы для меня и Бог и царь.

Но для тебя я — дама в высшем свете,
Не дотянуться до моей руки. —
Здесь каждое движенье на примете.

И я сжимаю втайне кулаки.
Я в крепости, Тут стены высоки.
Я страсть мою должна держать в секрете.

Гордыня! Сердце бедное в затворе!
Должна ли женщина гордиться тем,
Что красоте не внемлет? Это горе,
Когда ты слеп, когда ты глух и нем.

Есть дар любви. Дается он не всем.
Как можно говорить тут о позоре!
Тот, кто жемчужину отыщет в море,
Преступник? — В том не соглашусь ни с кем!

И разве грех, что избрала тебя я,
Твоей пленилась скрытой красотой?
В себя вобрать сумел ты столько света!

Так драгоценный камень, собирая
Лучи, нам дарит солнечный настой.
Мы пьем глазами, в нас душа согрета.

Быть может, ты не так красив, быть может,
Педанта равнодушный, трезвый взгляд
Придирчивее бы судил и строже,
И отыскал бы недостатков ряд.

Того, кто лишь плохое видеть рад,
Твоя ребячливость к себе не расположит,
Но для меня ты — недоступный клад.

Сравнила бы тебя с упругою сосной,
Покрытою предутренней росой. —
Ласкает ветер голубую хвою, —

Иль с нежной сердцевиной голубой
У пламени. Но образ мой любой
Несовершенен, несравним с тобою.

Любовь меня не сделала слепой.
Я вижу все отчетливо и ясно.
Рассудок сердцем управляет властно,
И дни идут унылой чередой.

Обманчивые грезы, как запой.
И пробуждение от них ужасно.
К утру я брошена волною страстной
На берег безнадежности тупой.

И снова трезвый холодок в крови,
И мысли, мысли — без конца и края…
Моя любовь — зерно без прорастания.

Праматерь Ева! Ты лишилась рая,
Ты променяла пиршество любви
На сладкий плод горчайшего познания.

Итак, мой друг, сгорают налету
Мгновения, минуты и часы…
Проходят дни, и я на их весы
Кладу бессилие и немоту.

Когда же время подведет черту,
Лишь лунный цвет, коснувшийся косы,
Напомнит про погибшую мечту,
Про всю мою земную суету.

Нет, не хватило духу у меня
Чтобы в Гивоне солнцу приказать:
— Замри и время приостанови!

И вот уж ночь идет на смену дня…
Но светлый час могу я задержать.
Он мой навеки! Он в моей крови!

За окнами дождя косые струны.
Огонь в камине разожги, мой друг.
Жар закурчавится золоторунный,
И отблески запрыгают вокруг.

На фоне осени твой образ юный
Свеж по-особенному и упруг.
Пылает сердце — жертва злой фортуны.
Холодный ум в объятьях зимних вьюг.

Тебя обманываю от души:
За материнство выдавать должна я
Свою огнем пылающую страсть.