Шарль Рамю - Красота на земле

«Для нас, — говорили в округе, — это приглашение было поводом поразвлечься и скрасить жизнь, все думали, что горбун может сыграть, а она, похоже, танцует». Вот и все, что они знали. Гавийе был не слишком доволен, но не подавал вида. Он спустился с помоста со своими музыкантами. Люди растрепали ей волосы, надевая на голову корону. В волосах у нее запутался мох, все смеялись и протягивали ей бумажные розы. Она стояла в середине площадки, ее шаль упала на пол. Надо же, еще и шести не было, а стало уже темно, можно было подумать, что на дворе зима, а не конец лета. Кто-то подобрал с пола шаль, но все успели взглянуть на ее плечи и руки. Она взяла розу. «Электричество! Электричество!.. Эй, вы там, электричество…» — ведь все выключатели были в ресторане. Она воткнула розу в волосы над ухом… «Электричество!» Удар грома. Друг друга не было видно, друг друга не было слышно. Все кричали, складывая руки у ртов: «Электричество! Эй!» Все толкались вокруг нее. Снова гром и ослепительный блеск. Казалось, что лампочки гаснут, когда он возникал откуда-то слева, из-за плеча. Все смешалось. Горбун и так был невысок, а тут его усадили — он и вовсе потерялся в толпе.

Сверкнула молния; казалось, словно помост валится вниз. Потом говорили, что в этот момент горбун снял с головы шляпу и, поставив рядом с собой, показал на нее рукой. Те, кто стоял впереди, поняли все и засмеялись. Казалось, она тоже чего-то ждет, но потом и она указала на шляпу; тогда кто-то первым и бросил монетку. Потом задние тоже сообразили, в чем дело, и стали кричать: «А мы чем хуже?» — и достали монеты, но многие не могли дотянуться до шляпы. Тогда кто-то крикнул: «Дайте-ка ее сюда!» Все от души веселились, кричали: «Шляпу!» Аккордеон, похоже, играл, но его не было слышно. Жюльет пошла по кругу; люди расступались, когда она подходила. Она протягивала вперед руки; в волосах ее все так же висели пряди моха. Ей бросали кто франк, кто два франка. Треск и грохот стояли вокруг. Снова треск. Все рылись в карманах… Напряжение упало, и вот уже в лампочках стали видны светящиеся нити, но тут… Но тут кто-то глянул в сторону озера, а там, среди переплетения молний, возник столб пламени. Он вздымался, упирался в небо; потом зазвонил колокол…

Кто-то бросился в деревню за насосом, другие побежали по дороге вдоль Бурдонет. Порой путь им освещали молнии, порой они оступались в кромешной тьме. Они скользили и падали, не обращая внимания на дождь. Они скользили и падали, продираясь сквозь ночь, как сквозь обвал. Они не спускали глаз с зарева, стоявшего за пеленой дождя и золотившего его струи. Они бежали в его сторону. Вот и ущелье, вот заросший кустами склон. Наконец они оказались на берегу, где в промежутках между ударами грома все еще слышался колокол. Насос еще не доставили, но с первого взгляда становилось понятно, что он там уже не нужен.

И правда, когда его наконец доставили, то даже не пустили в ход, хотя воды было в избытке. От сарая к тому времени уже ничего не осталось, да и дом выгорел начисто, если не считать четырех кирпичных стен. От горы обугленных балок, свалившихся внутрь, поднимался дымок. Народ сбегался теперь отовсюду, но людям оставалось только смотреть на пожарище. Люди неподвижно стояли вокруг (ветер и волны уже стихли, а гром слышался теперь издалека). В сером воздухе над серой водой моросил серый дождь, сдобренный черным дымом. Люди стояли перед пожарищем и не могли проронить ни слова.

— Этим должно было кончиться, — сказал наконец Миллике.

Он прибыл на берег с насосом и первым заговорил во весь голос. Он стоял, засунув руки в карманы.

— Сам-то он где? А она?

Тут появился Руж, но ее с ним не было. С ним шел Декостер; они только что пристали к берегу, промокнув до нитки, без кепок, с прилипшими ко лбу волосами. Сейчас дождь едва моросил. Казалось, что Руж ничего не понимает. Он молчал, Декостер тоже.

— А… вот ты где, — сказал Миллике. — Ну, и как? Удивлен?

Люди вокруг молчали.

— Нет, я гляжу, не очень-то; скажи только, где она, куда ты ее отправил?

Руж ничего не ответил.

— Так ты, хитрюга, дал ей сбежать?

Руж опустил голову, взглянув на Миллике так, словно собирался броситься на него.

— Видно, не сладко ей было с тобой… — Миллике ухмыльнулся. — Что ж, отлично, я отомщен!..

Все обступили Ружа, боясь, как бы он чего не выкинул, но быстро поняли, что у него и в мыслях этого нет, а если и есть, то не хватит сил. Тут и раздался тот голос откуда-то с озера, пробивавшийся сквозь шум волн: