Пауло Коэльо - Заир

— Сегодня — четверг. Я думала, ты пойдешь в ресторан.

— Хочешь со мной?

— Хочу. Или тебе лучше будет одному?

— Лучше одному.

— Нет! Я пойду с тобой! Не родился еще мужчина, который будет направлять мои шаги.

— А ты знаешь, что ширина железнодорожной колеи — 143,5 см? Почему?

— Можно поискать ответ в Интернете. А это важно?

— Очень.

— Ну хорошо, оставим пока ширину колеи. Кое-кто из моих приятелей оказался твоим горячим поклонником. Они считают, что человек, который мог написать «Время раздирать и время сшивать», или историю пастуха, или о паломничестве по пути Сантьяго, должен быть настоящим мудрецом и знать ответы на все вопросы.

— Что, как ты знаешь, не вполне соответствует истине.

— А что есть истина? Как же ты доносишь до своих читателей смысл того, что находится за гранью твоего понимания?

— А это не за гранью моего понимания. Все, о чем я пишу, составляет часть моей души, все это — уроки, которые я усваивал на протяжении всей жизни и которые пытаюсь применить к себе самому. Я — читатель своих собственных книг. Они показывают мне такое, что я уже знал, но не сознавал, что знаю.

— А читатель?

— Полагаю, с ним происходит то же, что и со мной. Книга — да и не только книга, это может быть все что угодно: фильм, музыка, сад, панорама гор — что-то выявляет у нас в душе. А выявить — это значит сдернуть с чего-то уже существующего покрывало и вновь набросить его. Согласись, что это не то же самое, что пытаться толковать секреты того, как лучше жить.

Ты ведь знаешь, сейчас я страдаю от любви. Это страдание может быть лишь спуском в ад — а может стать и откровением. Лишь в ту пору, когда я писал «Время раздирать и время сшивать», мне открылась во всей полноте моя способность любить. Я познал ее, покуда выстукивал на машинке слова и фразы.

— А духовная сторона? То, что присутствует на каждой странице любой твоей книги?

— Пожалуй, мне начинает нравиться твое намерение пойти сегодня в армянский ресторан. Ибо там ты откроешь, вернее, осознаешь, три важные вещи.

Первое: в тот миг, когда люди решаются всерьез решить какую-нибудь проблему, оказывается, что они готовы к этому гораздо лучше, нежели полагали.

Второе: вся наша энергия, вся наша мудрость идут из одного и того же неведомого источника, который принято называть Богом. И с тех пор, как я вступил на свое, громко говоря, поприще, я пытался почитать эту энергию, я делал все, чтобы не утратить с ней контакт, чтобы следовать ее знакам и знамениям. Я старался учиться, когда делал что-либо, а не когда задумывал сделать это.

И наконец, третье: человек в скорбях своих не одинок — всегда найдется тот, кто мыслит, радуется или горюет схожим образом, и это дает нам силы достойно ответить на бросаемый нам вызов.

— Сюда входит и несчастная любовь?

— Сюда входит все. Страдаешь — прими страдание, ибо оно не исчезнет потому лишь, что ты делаешь вид, будто его не существует. Радуешься — прими радость, даже если ты боишься, что когда-нибудь она исчезнет. Одни способны воспринимать жизнь лишь через самоотречение и самопожертвование. А другие чувствуют себя частью человечества, лишь когда думают, что «счастливы». А почему ты спросила?

— Потому что влюблена и боюсь страдания.

— А ты не бойся. Единственный способ избежать несчастной любви — не любить вовсе.

— Я знаю — Эстер присутствует здесь. Ты ничего не рассказал мне о встрече в пиццерии, кроме того, что у этого юноши начался припадок. Это — дурной знак для меня. А для тебя, наверное, хороший.

— Отчего же? И для меня это — дурное предзнаменование.

— Знаешь, о чем хочу спросить тебя? Хотела бы знать, любишь ли ты меня так же сильно, как я люблю тебя. Хочу спросить, да не решаюсь. Почему у меня всегда складываются такие изломанные отношения с моими возлюбленными? Сама знаю — потому что сама себя заставляю быть чувственной, умной, исключительной, фантастичной... Усилие соблазна заставляет меня давать самое лучшее из того, что у меня есть, и это мне помогает. Помимо всего прочего, мне очень трудно ужиться и с самой собой. И я не знаю, удачен ли этот выбор.

— Тебя интересует, способен ли я еще любить некую женщину, несмотря на то, что она бросила меня без объяснения причин?

— Я прочла твою книгу. Способен.

— Ты хочешь спросить, способен ли я, несмотря на мою любовь к Эстер, любить и тебя тоже?

— Я не решаюсь задать этот вопрос, ибо ответ может непоправимо испортить мне жизнь.

— Ты хочешь знать, способно ли наше сердце выдержать любовь не к одному человеку, а, скажем, к двоим сразу?