Айрат Галиуллин - Тигры и земляника

Формируй вокруг себя поле, притягивающее окружающих, становись для них ценным и нужным. Цепляй за крючки, заплетай интерес, вовлекай в процесс.

Создавай свою армию.

Ну вот я и в психушке.

Или, как сказала моя благоверная… ну, бывшая, конечно: «Вот ты и дома, Виргус!». Спасибо тебе, родная, на добром слове…

Нет, как-то я не так начал. А что, эта штука уже работает, Ботан? Хм… Давай еще разок. Ты это сотри потом, а я вступлю заново. Готов? Поехали!

Хай, подруга, а может быть, чувак, хотя лично мне чувихи нравятся больше. Но это же дело вкуса, разве не так? Короче, кем бы ты ни был, шалом тебе, алоха, или салам аллейкум. Выбери сам.

Ботан сказал, что мне нужно писать книгу, раз уж такая история со мной приключилась. Ботан тогда сильно обкурился, но суть не в этом, идея-то мне понравилась… Что, Ботан, не обкуренный ты был? Да ладно, это я так, для интриги. Читателям же интрига нужна. А что может быть интрижнее, чем обкумаренный Ботан?

Единственная проблема оказалось в том, что я ненавижу писать. Письма, доклады, объяснительные, заявления об уходе, долговые расписки… Терпеть не могу. А компьютера у меня нет, да и печатать я, если честно, тоже не люблю. Но выход нашел, как всегда, Ботан. О, великий Ботан, слава тебе, слава! С тебя пузырь, кстати. За то, что я тебя в книге пиарю. Прославишься теперь на весь мир, Ботан, точно тебе говорю.

Ну так вот, Ботан притащил диктофон и взял на себя добровольное обязательство… О, великодушный Ботан! С тебя уже литр, имей в виду… И взялся перепечатывать мой бред на компьютере. О, трудолюбивый пчёл!..

Вот он передо мной – скромный и лучезарный дружбан. С утра уже слегка… что, этого не нужно? Ну, как скажешь. Я продолжаю пиар-кампанию, так что считай литры… На лице его солнцеподобном блуждает улыбка Будды, и лишь раз или два я видел это лицо хмурым, когда он, Ботан луноликий, почему-то был трезвым…

Ладно, ладно, молчу. Только зря ты так, Ботан, скандальная слава – тоже слава. Помнишь, в древней Греции жил… э-э… Геродот или как его… Герострат? Вот, чуваки, Ботан говорит – Герострат. И даже добавляет, что он сжег храм Артемиды Эфесской. Не Ботан сжег, конечно, Герострат. У Ботана бы рука не поднялась. Потому что в ней был бы стакан… Шучу, старик, не гони.

Ты все-таки эрудит, Ботан, выступать бы тебе в Поле Чудес. Столько всего знаешь.

Я и сам вообще-то книжки люблю. Читать меня научили в пять лет и с тех пор не могут остановить. Я в этом смысле – больной. Запойный. Читаю все подряд, что попадется, даже всякую хренотень. Бывает, под рукой нет ничего, ни книги, ни журнала. Так я бумажку какую-нибудь найду – хоть пачку от сигарет, хоть фантик конфетный, – и читаю. И в голове у меня много чего, но свалено в кучу, не систематизировано, что ли. Хотя можно назвать это бардаком, а можно – творческим беспорядком.

Другое дело Ботан. Он парень пунктуальный, и в закромах его котелка знания разложены по полочкам. Все, блин, знает… убивать пора. Дома у Ботана книг – Ленинская библиотека отдыхает! Правда, в основном старье. (Ботан, не обижайся, в литературе главное – честность. Так что терпи). Например, сейчас он читает – сейчас удивишься, – «Роман-газету»! За 1981 год! Я посмотрел обложку – Чаковский, «Победа». Охренеть.

И вообще, Ботан как будто застрял в прошлом – у него прическа с бачками, ну, бакенбардами, то есть. Станок, которым он бреется, еще тот, с тех времен. В него вставляется лезвие и ручка завинчивается…

Отстань, старик, не отдам я тебе диктофон! Убери грабли, я же тебя рекламирую! Все, все, больше не буду…

Чуть руки не оторвал, зараза. А они у меня нежные, музыкальные, их беречь нужно. Тяжести не носить, грязной работы избегать. Вот, помню, на шабашку ездили… В девяносто третьем. Времена на дворе стояли трудные, за музыку платить перестали. И чтобы прокормить семью, – а у меня на руках Ленка с маленькой Коврижкой, – приходилось крутиться. Приятель пригласил поработать со знакомыми азерами на строительстве чего-то там, уж не помню чего. Я и поехал сдуру…

Короче, два месяца веселой жизни удались! Мы вкалывали как сволочи, причем в скотских условиях, и квасили два месяца тоже как сволочи, – с утра до вечера. Пили и работали, работали и пили… М-да… Как вспомню, так вздрогну. Вот там я руки посадил капитально, приехал – не знал как за дудку схватиться.

И чего я про шабашку-то вспомнил? А, там одна штука произошла, важная… Но я об этом потом расскажу, сейчас ломает что-то. Да и Ботану уже пора. Скоро его из дурки выгонять примутся, потому как уже вечер и приемное время заканчивается. Но он оставит мне свой зашибательский диктофон – о, щедрейший Ботан! – и я расскажу тебе, мой маленький дружок, свою жуткую историю. Я не к тебе обращаюсь, Ботан, к читателю.