— Да, да! — ответил дежурный, дрожа всем телом. — Это приезжий из седьмого номера!
И он рассуждал сам с собой:
«Это судьи. Они пришли арестовать приезжего из седьмого номера. Приезжий из седьмого номера — убийца-анархист. Убийцы-анархисты носят при себе по четыре револьвера с обоймами и по двести блиндированных патронов. Найдется, наверное, блиндированный патрон и для моей шкуры».
Они постучали в дверь седьмого номера. Дежурный забился в угол коридора, и свеча так дрожала у него в руке, что роняла на пол сальные капли.
Им пришлось постучать несколько раз. Наконец, они услышали слабый голос:
— Кто там?
— Это мы! Скорее!
Дверь приоткрылась. Брудье крикнул дежурному:
— Подайте сюда свет!
Но за ним пришлось пойти самим, ибо дежурный не двигался; он ждал первого выстрела.
Приятели вошли в комнату. Мартэн в сорочке хоронился от них, выражая и удивление, и радость.
— Ты меня не узнаешь с этой бородой? Приди в себя, мой друг. Нам нельзя терять ни минуты.
— Закройте дверь на крючок! Мартэн, приветствую твою пунктуальность. А засим дай мне чемодан! Так! И ключ! Не обращай на нас внимания. Одевайся, рысью.
Он открыл чемодан.
— Омер, ты выше ростом. Этот сюртук тебе лучше подойдет. Может быть, тебе придется немного укоротить подтяжки… Ламандэн, вот тебе. Смотри, застегивай только на одну пуговицу. Боюсь, что он тесноват.
— Это не шикарно! Я лучше не надену жилета.
— Как хочешь! Скорее, господа! Я пока укреплю бороду и осмотрю свой туалет.
Они торопились.
— Проверьте, действуют ли ваши кляки, не испорчены ли пружины и не надо ли пригладить.
Прошло несколько минут в молчаливом оживлении. Мартэну хотелось задать тысячу вопросов. Но он никогда не задавал вопросов.
Омер сказал:
— Я готов!
— Отлично! Подойди сюда. Потяни немного рукава и воротник. Так. Я произвожу тебя в офицеры Почетного Легиона. Не благодари! Всякий поступил бы так же на моем месте… Так как ты довольно высок, довольно тощ, нос у тебя красный, а вид лица полужелчный, полуалкоголический, — ты будешь моим военным атташе. Какой ты желаешь чин? Полковника? Ты несколько молод! Майора! Я буду тебе говорить: «Майор!» Ты будешь мне говорить: «Господин министр!» Понял? Можешь идти!
— Ламандэн! Твоя очередь!.. Да ведь этот сюртук сидит на тебе, как перчатка! Разве только чуть-чуть морщит под мышками, да видны воспоминания о колбасе в области живота. Впрочем, от тебя и не требуется военного изящества, как от твоего товарища. Некоторая тучность, известная расплывчатость тела и мыслей, некоторое как бы оползание мозга в седалище — все это к лицу видному чиновнику. Ибо ты возмужал в канцеляриях. Возраст и протекция привели тебя на высокий пост. Я буду тебя называть: «Дорогой директор!» Хорошо?
— Слушаю-с!
— Тебя я могу пожаловать только красной лентой. Мне очень жаль. Наденьте цилиндры! Хм! Вам бы лучше поменяться. В другом цилиндре Омер будет не так смешон. А ты, Мартэн, — мой личный секретарь. Я буду называть тебя то «Мартэн!», то «Дорогой Мартэн!», то «Дорогой друг!» Ты будешь отвечать «Господин министр!» еще раболепнее, чем эти господа.
Что же касается меня, то я, как видите, одет с мудрой небрежностью, и вид имею добродушно властный, как подобает первым слугам демократии. Вы служите к моему украшению. Свое могущество я ношу сам, но мой декорум носите вы, как лакей — пальто.
Тридцать восемь минут второго… Можно идти.
— Мы приближаемся! Мы приближаемся! Я чувствую запах казармы. Мой нос обнаруживает тошнотворную смесь пота, кожи и угольной смолы! Вберите в себя это дыхание! Вдохните эту мощную вонь! Не кажется ли вам, будто к вам доносится вздох сточной трубы зимой? Нет… Здесь меньше приторности, меньше томности, этот запах мужественнее… Тш! Мы пришли! Видите ворота, вон там, и два газовых фонаря? Остановимся. Мне нужно охватить событие во всем его объеме.
Они кругообразно распростерли вокруг себя свою душу. Она пощупала Амбер; она ущипнула Амбер; тот не шевельнулся.
Она узнала казарму, но еще не начала тереться о нее. Потом, вытаращив глаза, они посмотрели друг на друга.
Брудье был их великолепным средоточием. Со шляпы на бороду, с бороды на живот, с живота на ноги величие струилось по нему мелкими водопадами. Он являл собою целокупный идеал радикала-социалиста. Его глаза распространяли свет начального образования второй ступени. Его рот словно улыбался накрытому столу. Но посадка головы выражала первенство гражданской власти.
Читать дальше