Кен Кизи - Песня моряка

— Ну ладно, — вздохнул он и посмотрел на хронометр и компас, вмонтированные в заднюю часть бушприта, — пора посмотреть действительности в лицо. — И он потянулся к дросселю, но Грир остановил его движением руки.

— Пресвятая Матерь Божья, Исаак… — прошептал он.

И тут Айк понял, что произошло с голосом его друга — он не только лишился аффектации, маньеризмов и акцента, он стал еще и бесцветным. Он стал таким же плоским и серым, как лицо Грира, двухмерным, как иероглиф.

— …он снова движется сюда.

Айк оглянулся не сразу. Со стрелкой компаса происходило что-то странное. А когда он наконец поднял голову и проследил за взглядом Грира, то тоже ничего особенного не увидел, кроме рваной гряды горных кряжей и пурпурной раковины пустого неба. Ничего необычного. Разве что далеко вдали… ему показалось, что он увидел еще какую-то пурпурную вспышку — более темную, чем небо, и в то же время более яркую. Она была похожа на тоненькую ниточку, тянущуюся над самым горизонтом с северо-востока, чуть выше горных вершин. Если бы она была белого цвета, ее можно было бы принять за реактивный след одного из «конкордов», летавших над полюсом. А после захода солнца она могла показаться всполохом северного сияния. Единственное, что ее отличало от этих явлений, так это скорость передвижения, — понял Айк, наблюдая за тем, как из ниточки она превратилась в бечевку, а потом в ленту. Вероятно, она издавала какой-то жужжащий звук. И Грир был прав, когда говорил о наступлении какой-то жутковатой тишины. Даже чайки перестали кричать. И ветер затих. Это напоминало тишину, предшествующую затмению солнца. Айк с Джиной однажды ездили в Мексику, чтобы посмотреть на последнее затмение двадцатого столетия… все обочины были заставлены машинами, народ пил и веселился, наблюдая за тем, как тень пожирает солнце, подобно большому печенью… И в самое последнее мгновение что-то произошло. Говорят, это называется эффектом пульсации. Внезапно по земле начинают двигаться трепещущие полотна серого света, словно на тебя летят тысячи бабочек со скоростью тысяча миль в час. Волны холодного серого пламени. И даже если ты знаешь об этом эффекте и более или менее понимаешь, что он вызван искривлением солнечных лучей, которые, согласно Эйнштейну, огибают луну и синхронизируются на земле с лучами не искривленными— так называемая гравитационная радуга — к воздействию этого явления подготовиться невозможно. Вынести это не может ни один человек. Ни одно существо. На многие мили вокруг все затаили дыхание, и наступила полная тишина. Замолчали все — гуляки, собаки, птицы, ослы; казалось, замерли даже клетки в организме. Воцарилась гробовая тишина. На всех снизошло благоговение, которое невозможно объяснить никакими теориями. И теперь эта пурпурная лента, которая, извиваясь, приближалась к ним с севера, вызывала такое же благоговение, если не большее. Создавалось ощущение, что кто-то задергивает прозрачную пластиковую душевую занавеску, которая держится на зигзагообразном стержне Пиритовой гряды. Словно кто-то заливал весь мир красновато-лиловой глазурью. Словно к ним приближался клинок хрустального меча! В последний момент, на расстоянии в четверть мили, он вдруг резко свернул вправо, там, где Пиритовый мыс вдается в залив, и вытянулся в западно-северо-западном направлении в сторону Алеутских островов.

Айк не помнил, чтобы это явление сопровождалось какими-либо звуками. Хотя, казалось, что должно было. Сознание подсказывало, что движение с такой скоростью и такие виражи должны были сопровождаться какими-нибудь инерционными стонами и скрежетом трения. Но Айк не мог вспомнить ничего такого. Однако полотнище оставленного прозрачного осадка точно издавало звук — яростное шипение, фырканье и треск.

— Как большой кусок пурпурного бекона, — невозмутимо напомнил Грир Айку, — жарящегося.

— Ну и ну, — откликнулся Айк. — Однако не похоже, чтобы он произвел какие-то сильные разрушения. — Он решил не упоминать стрелку компаса, которая перевернулась наоборот.

По мере того как полотнище постепенно исчезало из вида, шипение превращалось в слабое бормотание. Оно уже почти совсем исчезло, когда они заметили, что с водой в бухте происходит что-то странное.

— В прошлый раз такого не было, — безжизненным голосом заметил Грир.

— Но предыдущая была гораздо меньше…

Водная поверхность начала пениться и покрываться рябью, но образуя не волны, а какие-то муаровые фигуры, как вино после чоканья в хорошем хрустале или как вода в большой оцинкованной ванне, если ее как следует качнуть. Огромную яхту словно охватили спазмы. Все шесть понтонов судорожно вытягивались и втягивались обратно. Радарные установки и спутниковые тарелки на мостике бесконтрольно вертелись в разные стороны, а мутная кормовая струя за винтами неподвижно застыла.