Кен Кизи - Песня моряка

И он поднял повязку с глаза, чтобы лучше рассмотреть начириканные карандашом записи. Огромные буквы расползались в разные стороны, как у ребенка, учащегося писать.

— Получилось «S-O-S». Потом «Г-И-Б-Н-Е-Т-К-О-Б-Р-А». Потом О, С-В, Э-Л-М и дальше еще что-то — я не разобрал, наверное, помехи. А потом слово «Н-А-Н-А-С».

Стебинс передал Айку трепещущее послание. Айк внимательно изучал его несколько мгновений, после чего поднял голову:

— И больше ничего? Никаких координат? Стебинс потряс своей серой гривой.

— Может, еще пара SOSob, а потом шумы и помехи. Первые три слова я разобрал абсолютно точно. А вот что было посередине — не знаю. Я не пользовался азбукой Морзе уже более полувека.

— Слово посередине — огни Святого Эльма, мистер Стебинс. Огни Святого Эльма на нас. Вы умеете управлять этим разноцветным корытом, капитан? Я знаю, где они.

Нелл устроилась поудобнее на второй сверху ступени, прислонившись головой к навесу, и принялась думать, что ей делать дальше. И вскоре ее сморил сон. Она спала до тех пор, пока ее не разбудило тонкое неприятное жужжание, словно на нее набросилась целая туча комаров. Она выпрямилась и начала тереть глаза. Она по-прежнему не знала, согласно какому закону существует внешний мир — по сигналу «тишина» или «снято». Но разбудил ее не киношный сигнал — она это точно знала. Неприятное жужжание доносилось снизу, и теперь оттуда же лился странный пурпурный свет.

Она уже не чувствовала себя так уверенно, как прежде, но все же заставила себя спуститься вниз и заглянуть в гулкую пещеру. Огромный подвал был теперь освещен. И при свете вино-градно-зеленого сияния она убедилась в том, что совершенно верно все себе представляла — где большие деревянные подпорки, где стены, где ржавые обломки паровых двигателей и остальная рухлядь, оставленная здесь временем. Однако то, отчего исходило сияние, она не могла себе представить. Оно находилось в том самом месте, где она ощутила неуверенность, и не походило на остальные механизмы. К тому же эта штука была не старой, она была совсем новенькой и походила… ну вроде как на большую механическую чайку с распростертыми металлическими крыльями, металлическими боками и зияющей утробой вместо головы или хвоста. Она была слишком огромна, чтобы ее можно было спустить по лестнице. Наверное, ее сбросили через люк в потолке. Она лежала, слегка завалившись на бок и опираясь на покрытое водой крыло. Большие роликовые колеса беспомощно болтались в воздухе, а вставленные в нее провода торчали во все стороны. Она могла пролежать здесь не больше суток, судя по пене, образовавшейся на колесах — нигде не было видно никаких признаков ни пыли, ни ржавчины. Зато она была покрыта маленькими колечками мерцающего виноградно-зеленого света. Они порхали, как бабочки, по всему корпусу птицы, не останавливаясь лишь на роликах и колесиках. А неприятное жужжание, которое разбудило Нелл, они издавали своими жующими и перемалывающими зубами.

Нелл взлетела вверх по ступеням и опрометью кинулась по нижнему навесу к лестнице на второй этаж. Теперь ее уже совершенно не волновало, какой был дан сигнал снаружи. Ей было совершенно наплевать, направят на нее красный лучик или нет. И пусть отсылают в Шинный город, в конце концов портовые крысы не так уж плохи, главное — привыкнуть к запаху этого черного клея.

Они стояли на одном месте без всякого движения так долго, что к ним присоединилось шестеро дельфинов, которые начали кружить вокруг судна, посверкивая своими черными спинами. Они то появлялись, то исчезали, то поднимались, то опускались, как лошадки на водяной карусели. Дельфины довольно часто встречались в этих водах и неизменно встречали радушный прием на туристических лайнерах, но Кармоди никогда не слышал о столь странном поведении этих созданий. Они кружили и кружили плотной стайкой вокруг судна уже в течение трех часов, словно под аккомпанемент какой-то музыки. Так что в какой-то момент даже начало казаться, что сверху раздаются звуки каллиопы. Весь день в темном шелке небес свистел и завывал какой-то странный ветер, хотя на море стояла полная тишь. Кармоди вспомнил, что такое уже было с ним в детстве на островах Силли. Прабабушка называла такой ветер Свистком Утопленника. «Его не чувствуешь, зато слышишь, — хихикала старая ведьма. — По поверью, это дурной знак. И помяни мое слово, Свисток Утопленника — предвестник крови и гибели. Одним он приносит крушения и катастрофы, другим сулит горе и потерю имущества. Скоро-скоро грядет роковой удар».