Кен Кизи - Песня моряка

Считалось, что разные части формулы дури разрабатываются в разных секретных лабораториях — одна во Франкфурте, а другая в Берлине. Кое-кто из канаков, живших неподалеку от алеутов, утверждал, что эти лаборатории видели в Сибири. Вероятно, восточно-германский филиал. Еще одна лаборатория, по слухам, располагалась в бункере под военным заводом на Тайване. И с тех пор как все психогенные вещества растительного происхождения были генетически уничтожены, Дурь на Аляске превратилась в основной источник наркозависимости. Особенно много ее потребляли во время изнурительных лососевых путин. И чем меньше ее оставалось, тем агрессивнее становились рыбаки. Они начинали совершать налеты в моторных лодках, нацепив портупеи поверх прорезиненных штанов. И для того, чтобы защитить свой улов, требовалась недюжинная сноровка.

Исаак Соллес и Эмиль Грир были постарше и не относились к этому агрессивному племени. Айк практически прекратил пользоваться стимулятором. А Грир в течение целого дня мог смаковать одну кружку, как кофе. Только дурь была лучше, чем кофе: с ней можно было вкалывать до упора. а потом спокойно заснуть и проснуться свежим и отдохнувшим. Просто при таком отдыхе не снилось никаких снов. Пожалуй, это было самым неприятным побочным эффектом. А единственным осложнением при отвыкании был легкий насморк и некоторая нервозность, проходившая через несколько дней после глубокого сна. Насморк не сильно осложнял жизнь, а нервозность снималась алкоголем.

В одном из вывернутых ящиков кубрика Грир обнаружил бутылку «Сиграма». Айк приволок две баночки «Доктора Лайта». И пока Грир срезал с головы Айка последние бинты, они выпили бурбон и теплую колу.

— Чушь, старик. Нет у тебя никакого сотрясения. Ничего особенного, только шишка. А я-то думал, ты действительно ранен.

Крылышки пластыря были отклеены точно таким же образом, как они и приклеивались — с помощью человеколюбивого алкоголя. Закончив, Грир отошел в сторону и внимательно осмотрел царапины на щеках и шее Айка.

— Значит, коты? Что-то не похоже. Кажется, у вас там было что-то еще. Ну-ка признайся старику Эмилю.

— Сначала я хотел бы узнать, что происходило в моем фургоне до того, как я появился.

— Bay! Bay! Так это она тебя так исцарапала? Луиза Луп? — Грир поболтал остатки жидкости в своей кружке и, довольный тем, что ему наконец-то удалось спровоцировать Айка, уселся на единственную табуретку. — Ну надо же, аи да Лулу.

— Нет, это не она, — сообщил ему Айк. — Это действительно была кошка.

И потягивая виски с колой, он поведал обо всем, что произошло утром — начиная от замурованной в банке твари, разбудившей его на заре, до придушенных криков и странного мужика серебристого цвета. Гриру очень понравилось — он цыкал зубом и сопровождал рассказ одобрительными кивками.

— И под звуки фанфар помчался на спасение. Знаешь, Исаак, мне даже жаль, что я там не задержался, чтобы посмотреть на этого экзотического мужика. Мне бы это доставило несказанное удовольствие, — с сожалением заметил Грир.

— А ты меньше шныряй через черный ход, встретишь массу интересного.

— Меня, как ученого и исследователя, интересует процесс наблюдения, Исаак. Действовать я предоставляю таким рыцарям, как ты. — Грир возбужденно поерзал на своей табуретке. — Так откуда же вдруг взялся этот неожиданный супруг Лулу?

Айк пожал плечами.

— Насколько я понимаю, вырос из-под земли, как поганка.

— Вчера в «Бездомных Дворнягах» болтали, что в Квинак приезжает какая-то киногруппа. Может, он голливудский лазутчик? Лулу ничего не говорила?

— Лулу сказала, что на нем тавро Ионы.

— Тавро Ионы? Что это за тавро такое?

— Оно приносит несчастье, согласно верованиям папы Лулу.

— Bay! Во что, интересно, может верить старый Папаша Луп?

— Ну, например, в кегельбан-автомат. — Да, он действительно слегка забалдел. — Все, кроме красных шаров и черных свиней, приносит ему несчастье.

— Ты говоришь, настоящий альбинос? Никогда не видал.

— В Почетном лагере сидел один, — вспомнил Айк. — Тощий мелкий припанкованный дилер в темных очках с дымчатыми линзами. Доводил охранников до бешенства тем, что они не могли их конфисковать.

— Он тоже приносил несчастье? — потрясенно осведомился Грир.

— Нет, только создавал массу шума и неприятностей, как это всегда бывает с панками. Он считал себя слишком большим умником — деньги, шприцы и всякое такое. А потом он как-то склеил челюсти тюремному псу суперклеем, за то что тот цапнул его. Не слишком мудрый поступок для заключенного. Его могли запросто прикончить за это, но за ним присматривал кто-то из Больших братишек. И звали его Святым Ником.