Эптон Синклер - Король-Уголь

— Действительно, просто, — заметил Хал. — Альфа никто не переплюнет!

— Еще бы! — отозвался Адамс с самоуверенностью участника шайки. — Потому-то это графство и зовется империей Реймонда!

— Для него должность шерифа, наверное, — золотое дно, ведь он самолично назначает всех своих помощников на шахтах.

— Конечно! И у него еще оптовая водочная торговля тоже! Кто хочет иметь пивную в графстве Педро, должен не только голосовать за Альфа, но и вовремя платить по его счетам!

— Да, тут богатые возможности, наверняка! — сказал Хал, и судья, почтмейстер и попечитель школы блаженно заулыбались, как дети, которым рассказывают о чем-то очень вкусном. — Но мне кажется, — добавил Хал, — что заниматься политикой в этом графстве — дорогое удовольствие.

— Твоя правда, но можешь быть уверен, что Альф своих денег не выкладывает. Компания за все платит.

Это сказал судья, а попечитель школы присовокупил:

— Здесь все расчеты ведутся на пиво.

— Понимаю, — расхохотался Хал. — Угольные компании покупают у Реймонда пиво и с помощью этого добывают для него же голоса.

— Вот именно! — подтвердил почтмейстер. Он полез в карман за сигарой, и у него на жилете блеснул серебряный полицейский значок.

— Это у вас значок помощника шерифа? — спросил Хал и повернулся к попечителю школы: — А ваш где?

— Я свой получу после выборов, — ухмыльнулся Джек.

— А ваш, судья?

— Я мировой судья, мой мальчик, — ответил Сайлес с достоинством.

Заметив на правом боку у попечителя школы какой-то подозрительный бугор. Хал потянулся пощупать его, но попечитель инстинктивно прикрылся ладонью.

— А ваш где? — спросил Хал почтмейстера.

— Под стойкой.

— А ваш, судья?

— Мой — в ящике.

У Хала перехватило дух.

— Охо-хо! Прямо как в крепости!

Он с трудом сохранял на лице радужную улыбку, в то время как в душе испытывал совсем иные чувства, понимая, что все это — далеко не забава. Он терял свою милую детскую восторженную беззаботность, с которой затеял эту двойную игру в Северной Долине!

На третий день после начала политической карьеры Хала было решено, что рабочие, намеренные выдвинуть требование о контролере у весов, соберутся в доме у некоей миссис Дэйвид. Когда Майк Сикориа поднялся в этот вечер из шахты, Хал отвел его в сторону и сообщил о назначенном собрании. Услыхав это, старый словак просиял от восторга.

— Ты это серьезно? — закричал он, тряся своего подручного за плечи.

— Ну да, хотите войти в комиссию, которая пойдет разговаривать с управляющим?

— Pluha biedna! — выругался Майк на своем родном языке. — Вот дьявол, опять никак мне укладывать свой сундучок!

Хал почувствовал угрызения совести. Так что же: впутывать старика в это дело или нет?

— А вы думаете, вам придется убраться из Северной Долины? — спросил он.

— Боюсь, как бы не из штата! А как бы, чего доброго, не из Америки!

И Хал понял, что теперь если он и захочет, то не сумеет остановить старика. Тот был так взбудоражен, что почти ничего не ел за ужином, и Хал уже не отступал от него ни на шаг, боясь, что он выболтает кому-нибудь про собрание.

Было решено, что люди, приглашенные к миссис Дэйвид, будут приходить поодиночке разными дорогами. Хал явился одним из первых и с улицы заметил, что шторы на окнах спущены, а огонь в лампах прикручен. Он вошел с черного хода, где стоял на страже хозяин дома — Большой Джек. У себя на родине Джек был членом «Южно-Уэльской федерации». Проверив личность Хала, он, не говоря больше ни слова, пропустил его в дом.

Там уже находился Майк — он пришел первым. Миссис Дэйвид, маленькая черноглазая очень говорливая, суетилась, наводя порядок в комнате: она была так взволнована, что не могла усидеть на месте. Она и ее муж покинули свой родной Уэльс с год назад, захватив оттуда все свадебные подарки: картины, безделушки, белье. Такого уютного домика Хал еще здесь не видел ни у кого, но миссис Дэйвид сознательно рисковала всем этим, ибо она кипела возмущением по поводу того, что ее муж вынужден был отречься от профсоюза ради работы в Америке.

Следующим явился итальянец Роветта, а за ним — старик Джон Эдстром. Так как в доме не хватало стульев, миссис Дэйвид приставила к стенам несколько ящиков и накрыла их материей. Хал заметил, что все занимали места на ящиках, оставляя стулья для тех, кто придет позже. Входя в комнату, каждый здоровался с присутствующими, и затем снова воцарялась тишина.

Когда появилась Мэри Берк. Хал догадался по ее лицу и поведению, что она снова впала в привычный пессимизм, и на миг почувствовал даже раздражение. Сам он ощущал огромный подъем, и ему хотелось, чтобы остальные разделяли его тоже, особенно Мэри! Как все люди, мало изведавшие горя, Хал не терпел «вечных страдальцев». Бесспорно, у Мэри есть причины для мрачного настроения, но ведь она сама считает нужным извиняться за свое «нытье»! Ей известно, что он ждет ее помощи — бодрящего слова людям, а вместо этого она уселась в углу и наблюдает это необыкновенное собрание с таким видом, точно хочет сказать: «Я — муравей, и я останусь со всеми; но я не буду притворяться, что хоть сколько-нибудь надеюсь на успех!»