Эптон Синклер - Король-Уголь

Вопрос пришлось дважды повторить, и лишь тогда Эдуард нехотя удостоил его ответом — не слишком приятно было признавать это родство!

— Мистер, — продолжал плачущий голос. — Мой муж погиб, его разорвало в шахте. Мне выдали от него пять кусков. Я должна была вчера их похоронить на кладбище. Надо заплатить тридцать долларов. А у меня нет денег. Компания ничего мне не дала. Пришел адвокат. Прислала Компания. Говорит: «Может, мы тебе дадим на похороны, если ты не будешь болтать». А у меня, мистер, одиннадцать малышей, и всех их надо кормить, а мужа больше нет. Где я найду нового мужа — я старая! Приеду домой, там дети плачут. Кормить их нечем. Лавка Компании мне ничего больше не отпускает. Вот я и подумала: вы брат Джо — значит вы добряк. Может, пожалеете бедную вдову. Может, вы дадите мне денег, мистер, и я куплю детям покушать.

— Хорошо, — сказал Эдуард. Он вытащил бумажник и достал оттуда десять долларов. Всем своим видом он говорил: берите, ради бога, и оставьте меня в покое!

«Миссис Замбони» схватила кредитку жадными пальцами, но не утихомирилась:

— У вас тут куча денег, мистер. Вы богач, да? Отдайте мне все — я хоть досыта накормлю своих детей! Вы ведь не знаете этих лавок Компании, там все втридорога. Где горы высокие, там цены высокие. Дети голодные. День плачут, ночь плачут. На одну бумажку их не накормишь. Дайте мне еще бумажек, мистер, а?

— Я дам вам еще одну, — сказал Эдуард, — остальные нужны мне самому.

— Зачем вам столько, мистер? Разве у вас так много детей? Дома у вас еще куча денег. А?

— Это все, что я могу вам уделить, — сказал Эдуард, шагнув в сторону, чтобы обойти это препятствие.

Но «препятствие» с удивительной легкостью тоже сделало шаг в сторону.

— Спасибо вам, мистер, за ваши деньги. Я скажу детям — мне помог добрый дядя. Вы хороший, мистер Смит. Вы дали деньги бедной вдове. Вы славный человек.

И это ужасное существо выпростало лапу, словно для того, чтобы погладить Эдуарда по лицу или пощекотать подбородок. Он отпрянул, как от прокаженной, но «вдова» ринулась следом, словно собираясь что-то сделать с ним, что — он сам не знал, мало ли какие обычаи у этих иностранцев!

— Ладно! Это мелочь! Это мелочь! — повторял он, отступая назад и озираясь по сторонам: нет ли свидетелей этой сцены?

— Славный человек, мистер! Добрый человек! — кричала старуха с нарастающим возбуждением. — Может, когда-нибудь я встречу такого человека, как вы, мистер Эдуард Смит! Тогда я перестану быть вдовой. А может, вы сами хотите жениться на хорошей словачке? Много деток у нее — хороших деток!

Эдуард, чувствуя, что она от него не отвяжется, бросился в сторону. Это был великолепный прыжок, который мог бы спасти его, но к его ужасу вдова тоже сделала прыжок. Она впилась когтями ему под мышки, сдавила ребра и пребольно ущипнула. Затем эта тигрица поспешила прочь, не оборачиваясь, издавая какие-то странные клекочущие звуки — то ли это были причитания осиротевшей вдовы на родном языке, то ли еще что-нибудь; да это могло быть все что угодно!

До отхода поезда в Северную Долину оставалось мало времени. Хал рассчитал, что он как раз успеет завершить свое дело и вернуться с последним поездом в Педро. Никто не обратил на него внимания, когда он вошел в вагон и сел на скамейку. Он так и остался там сидеть, пока поезд не начал приближаться к месту назначения — Северная Долина была последней станцией на каньоне. В вагоне было несколько шахтерских жен, но Хал наметил одну из них, принадлежавшую к той же национальности, что и миссис Замбони, и, подъезжая к Северной Долине, пересел к ней. Она подвинулась, освобождая для него место, и сказала ему что-то ка своем языке, но Хал только тихонько всхлипывал. Тогда женщина попробовала нащупать его руку, чтобы погладить ее в знак сочувствия. Но так как он упрятал обе руки под вуаль, она ограничилась тем, что ласково похлопала его по колену.

Перед въездом в обнесенный оградой поселок поезд стал. Бад Адамс прошел по вагону, испытующе вглядываясь в каждого пассажира. Заметив это, Хал снова начал всхлипывать и бормотать что-то невнятное своей соседке, а это побудило ее нагнуться к нему и произнести многословную тираду на родном языке. Бад прошел мимо.

Высаживаясь из поезда, Хал взял свою спутницу под руку. Он еще поплакал, она еще поболтала, и так они проследовали по платформе под самым носом Пита Хейнана — мастера зуботычины. К ним присоединилась еще одна женщина, и они втроем пошли по улице. Женщины разговаривали по-словацки, ни о чем, видимо, не подозревая.