Любен Каравелов - Болгары старого времени

Так мечтал он, как мечтает каждый отец и дед, если в доме есть красивая девушка. И вот теперь эта мечта стала близиться к осуществлению. Сам хаджи Донко заводил с ним разговор насчет Райки, и он почти дал ему слово.

А знаете вы, что за человек был хаджи Донко? Быть не может, чтоб вы не слыхали про него, Куда только не долетала о нем молва! И в Каменце, и в Комарцах, и в Панагюриште его знали, и в Копривштице, и в Клисуре, да мало ли где еще.

В нашем селе он был первый человек. Стражник вставал перед ним. Ага приглашал его выпить кофе, когда хаджи Донко случалось бывать в ближайшем городке. Даже сам софийский паша, и тот его знал и, приезжая в наши места, всегда призывал к себе, чтобы расспросить обо всем, и потчевал шербетом. А почему? Потому, что хаджи Донко был человек богатый, такой богатый, какого не видал я нигде, да, наверно, другого такого и не найдешь. Бабка хаджи Пондёвица, та, что ходила вместе с ним в Иерусалим, рассказывала, что одних денег золотом да серебром было у него закопано где-то несколько кувшинов, таких, как те, в которых держат кизиловую трошню. А целый сундук долговых расписок — сколько же это денег! Да разве только это? Три водяные мельницы и суконовальня возле села, чьи они? Хаджи Донко. А сингеровская корчма, а бырзаковская пекарня, а кузница, постоялый двор, тот, что на базаре, и магазины возле него — чьи они? Хаджи Донко. А сколько у него домов, огородов — все хозяйство, пожалуй, за один раз и не обойдешь. Потому неслась о нем повсюду слава, и стражник вставал, паша угощал шербетом, потому и считался хаджи Донко первым человеком на селе. Потому-то все кругом его боялись, и слово его было законом для всего села.

А посмотреть на него — так себе человек. Встретишь его где-нибудь на дороге, когда он, сгорбившись, ковыляет с палкой в руке, в длинном, первоначально синем, а теперь совсем побелевшем кафтане, в грубых шерстяных шароварах, феска на голове полинялая, рваные туфли надеты прямо на босу ногу, и если его не знаешь, ни за что не скажешь, что этот старикашка — тот самый человек, что пьет вместе с агой кофе.

А погляди, когда он идет по деревне, — все перед ним встают, каждый смотрит, как бы дорогу не перейти, каждый, едва завидит, торопится сказать «добрый день» и «помоги бог», потому что это сам хаджи Донко, а его нельзя не почитать, нельзя ему не поклониться.

Но хоть хаджи Донко и был так богат, хоть и шла о нем повсюду слава и монахиня хаджи Пелагея говорила, что во всем селе нет человека праведней его, потому что раньше всех приходит он в церковь и истово крестится, должен вам сказать: он вовсе не был хорошим человеком. Хаджи Донко был зол, жесток и притеснял людей, как почти все чорбаджии. Думаете, богатство он своим потом нажил? Как же! Бедняков это пот. Откуда у него дома, и каменные заборы, и земля? Все у бедняков отнято.

Хаджи Донко давал деньги в рост. Каждый, кого застигла нужда, мог у него взять в долг, но хаджи всегда брал себе расписку. Возьмешь ты у него триста — четыреста грошей, да через два-три года не сможешь отдать, тут и оказывается, что твоя лучшая земля принадлежит ему, волы проданы, а дом хаджи с превеликим удовольствием забрал себе, не глядя на то, что твои дети голые и голодные остались на улице. Пойди судись с ним, коли хочешь в каталажке насидеться. А Салчо, приказчик хаджи, еще говорил, что он для бедняков истый благодетель, и многие люди, из тех, кто побогаче, кому не доводилось иметь с ним дела, в это верили. Хорош благодетель!

Зверь — не человек был хаджи Донко. И хоть все боялись его и в глаза кланялись ему и почитали, как господа бога, за глаза вся деревня его проклинала и звала антихристом, кровопийцей и бог знает как еще.

У хаджи Донко был сын, молодой парень. А знаете вы, что за ягодка был этот сын? Известное дело, яблоко от яблони недалеко падает.

Из трех сыновей остался у хаджи Донко один только — Димо. Старший давно ушел куда-то, подальше от тяжелой крестьянской работы да отцовских попреков. Хаджи не ударил пальцем о палец, чтобы узнать, где он. Он никогда про него не спрашивал и, наверно, забыл и думать о нем. Второй сын, Станчо, не захотел жениться на девушке, которую выбрал ему отец, — хаджи избил его и выгнал. Пропадал где-то и он. Через два года вернулся, женился на той, которую любил раньше, выстроил себе дом на другом конце села и жил там, словно никогда не был сыном хаджи Донко. Отец знать его не хотел, и только хаджи Донковица тайком бегала к нему повидаться да посмотреть на внучку. Дочь вышла замуж за среднего сына хаджи Стефана. Там она перессорила братьев, била свекровь, не слушала свекра — такая уж это была баба, и хаджи Стефан выгнал ее вместе с мужем. Она поселилась в доме, который принадлежал ее отцу.