Адальберт Штифтер - Бабье лето

Того же напряженного внимания требует к себе и все окружающее героя. В доме Ризаха и во дворце Матильды множество прекрасных, заботливо размещенных вещей, каждая из которых имеет свое предназначение. Можно подумать, что тут действует страсть к накопительству, коллекционированию или холодное эстетство. Можно, если бы таким же внимательным взглядом не осматривались в этом романе вещи простые и непритязательные, если бы герои не совершали специальной поездки в горы, чтобы застать там красоту поздней осени, если бы не следили за ростом трав и цветов, как за судьбой каждого человека. В «эстетстве» Штифтера есть свойства, это обозначение подрывающие. Господствует принцип неизбранности, равенства всего, окружающего человека. В замечательной новелле «Портфель моего прадеда», глубоко связанной с его романом (работа над ней шла с 1841 по 1867 год), описано необычное состояние природы: после оттепели и дождя все вокруг оделось покровом льда, оледенела одежда людей, попона лошади, лед покрыл ветки деревьев, каждую иголку в еловом бору. Герои улавливают странный звук — лес звенит, как будто колышутся сотни хрустальных подвесок. Состояние людей и природы общее — ломаются отяжелевшие деревья, прегражден путь людям, все в опасности, все поставлено автором в буквальном и переносном смысле в страдательный залог. Большое и малое (каждая иголка на ели) имеют для автора равное значение. Всюду действует один и тот же природный закон. В предисловии к сборнику новелл «Пестрые камешки» Штифтер писал о том, что люди, отгороженные от природы научными концепциями, отучились самостоятельно замечать во всем вокруг проявление ее вечных законов. Эти законы можно заметить, писал он, не только в бушующей грозе или извержении вулкана — такое их проявление он считал могучим, но «односторонним». Они и в росте растения, и в силе, поднимающей пену над кипящим молоком в доме бедной крестьянки.

Весь текст «Бабьего лета» пронизан вниманием к этим незримым, но постоянным законам. В романе, где, в сущности, происходит немногое и как будто бы преобладает покой, все на самом деле в движении, все растет, расцветает, стареет, находится под угрозой ломки, исчезновения, смерти. Вещи в доме Ризаха, в том числе самые неприметные, «спасены»: они укрыты на время.

Слово «вещь» (Ding) — частое в текстах Штифтера. Мартин Хайдеггер заметил, что оно приложено и к тому замершему лесу, который описан в новелле «Портфель моего прадеда»: «Мы въехали в эту вещь» [3] М. Хайдеггер. Работы и размышления разных лет. М.: «Гнозис», 1993. С. 277. . Слово объединяет творение природы и творение рук человека. Творение вещи — творчество, подражание творцу. Значит, и в них скрыта частица истины. «Искусство, — говорится в романе, — область религии». И еще: красивые вещи творятся из любви к ним и «из любви к человечеству».

Внимания к себе требует, значит, как великое, так и малое. Малое, говорит Ризах, быть может, требует к себе внимания прежде всего: будущие времена, предполагает он, грозят уничтожением «малого», как и всего обособленного, отличного. «Сейчас, — говорит Ризах, — какой-нибудь провинциальный городок и его окрестности могут со всем, что у них есть, что они представляют собой и что они знают, отгородиться от мира. Но скоро будет не так: их захватит всеобщая связь». «Малое» будет поглощено «великим».

Есть, однако, в природе и силы, говорится в предисловии к сборнику «Пестрые камешки», служащие тому, чтобы продолжало существовать отдельное. Так действует неистребимый природный «кроткий закон». Этот закон пускает в рост растение и дерево, этот закон желает, чтобы каждый был чтим рядом с другим и мог идти своим самым высоким путем.

Генрих в романе «Бабье лето», как и положено герою «воспитательного романа», все время в пути. Путь этот, вопреки традиции, не ведет, однако, неизменно вперед. Напротив, герой постоянно возвращается — в дом роз, в свою родительскую семью, снова и снова в горы. Ему нужны, очевидно, не новые приключения на широких дорогах жизни, как это было, скажем, в «Истории Тома Джонса, найденыша» Филдинга — английском варианте «воспитательного романа». То «воспитательное путешествие» по великим городам Европы, которое он но настоянию отца предпринимает перед свадьбой, зафиксировано всего в нескольких абзацах. Кажется, что он чего-то недосмотрел здесь, в ближних пределах. Расстояние, которое проходит герой, не в километрах дальнего пути — оно в постепенном сокращении дистанции между ним и почитаемыми им людьми, прошлым, искусством, природой.