Юлий Крелин - Очередь

— Валерий, а где Тамара, почему ее давно нет?

— Ее подменяют. Сегодня десятилетие окончания института. Торжественная часть днем, художественная — позже, в ресторане.

— Да! Она же мне говорила. Забыла совсем. А с утра отоспаться, принять душ и марафет навести. В ресторан не пойдет, наверное.

— Тебе виднее.

— Прекрасный пикник, Лариса Борисовна. Что-то из моей молодости. Я вижу траву, кусты, берег, и полно здоровья, бьющего через край.

— И я вижу. — Озорство опять замелькало в Валериных глазах. — Снег этот грязный, подтаявший и растоптанный — трава. Сама очередь — река. Машины — кусты.

— И мы в кустах, — охотно откликнулся Дмитрий Матвеевич.

— И здоровья, конечно, не занимать.

Лариса хмыкнула и вступила в общую болтовню со своими профессиональными шутками. Если это шутки.

— Кто из нас может хоть как-то судить о здоровье? Думаешь, знаем, что у нас там растет иль отмирает внутри?

— Это всегда звучит оптимистично, особенно в устах доктора. Уж вы простите старику эту, может, неуместную язвительность.

Его манера, спокойствие, отсутствие в речи жаргона, похожесть разговора на прошлые мирные беседы со Стасом тянули Ларису к этому «старику», как он сам себя отрекомендовал. Ей захотелось поговорить с ним один на один, посидеть не в машине, не на скамейке на виду у всей очереди, не в ресторане и даже не на траве у кустов, рядом с рекой. Ей захотелось посидеть с ним где-нибудь дома, в глубоких креслах, глубоких-глубоких, чтоб спинка была выше головы. Она бы курила сигарету, он бы дымил трубкой, между ними стоял бы столик, на нем доска и фишки с буквами, и играли бы они в «скрэбл», и печенье — лучше солененькое, и никакого алкоголя, никакого коньяка, вермута, ликера или, черт его знает, что еще исхитрилось придумать человечество для игр и бесед. Алкоголь неминуемо сбивает течение беседы, с ним вторгается что-то чужое, подогретое другим, не своим теплом, исчезает первозданность отношений, пропадает искренность.

— Да, Нарциссовна, еще бы коньячку для полного набора, для законченности данного натюрморта и придания разговору душевности.

— Назаровна я, Валерий Семенович, Назаровна, а не Нарциссовна.

Все засмеялись.

— Да ладно. Было бы здоровье.

— В мечте у Валерия Семеновича есть, безусловно, большая правда. Натюрморт был бы полноценнее и элегантнее, да и отвлеклись бы мы от свалившейся на нас необходимости.

— Эх, мужчины, мужчины! По-моему, вы горячитесь. Пейте кофе, ешьте бутерброды и не проказничайте. Отдыхайте.

— Своеобразное назидание, Лариса Борисовна.

— А что, Лариса, разве мы не отдыхаем? Сидим, бездельничаем, на воздухе, никто нас не дергает, надежда только на себя. Иначе — работа, шум, гам, суета, оперативность, потеря здоровья, слуха, сил. Плохо. А тут тихо. Покой.

— От естественной нормальной работы, — сказал Дмитрий Матвеевич, — да если еще и удачливой, здоровье не убывает. Хорошая работа — единственная защита от душевного дискомфорта.

— У нас есть рентгеновский аппарат в больнице, который, если на нем не работать, портится. Но когда постоянно в действии — все в порядке. Машина в гараже от пустого стояния дряхлеет, часы, лежащие долго без завода, отказывают.

— Откуда это у тебя, Борисовна, у естественника, такой технический подход? Все кончается, чем не пользуются. — Валерий осклабился, как бы вспомнив что-то.

— Почему технический? В медицине есть такое понятие — атрофия от бездействия.

— Надо учесть. Я всегда это подозревал. Чтобы быть здоровым и полноценным, надо упражняться.

И опять потекли банальности.

Дмитрий Матвеевич. С одной стороны, я против культа здоровья. Меня раздражает эта душевная потребность физиологической целесообразности, когда все для пользы тела. Курить нельзя, пить нельзя, тренироваться нужно, ходить необходимо. Этого нельзя, того нельзя, с этой живи, с тем не живи. Быстро умрешь, плохо умрешь. Нельзя же жить в расчете на смерть, надо жить в расчете на жизнь. А? Сомневаетесь?

Валерий Семенович. Некоторые ваши рассуждения мне приятны. Но ведь любовь временна… Я вообще никогда не сомневаюсь. Сомнение, знаете ли, я считаю недостаточностью мышления.

Дмитрий Матвеевич. Хм. По поводу сомнений, пожалуй, лучше не спорить. А что временная… Но разве жизнь не временна? Да и быстротечна. Все бросать — пробросаешься.

Лариса Борисовна. Да вы совсем не про то! Мы — про культ здоровья. И вы были сначала правы, а сейчас куда-то унеслись, и я в толк не возьму, куда.