Юлий Крелин: Притча о пощечине

В болтовне и больных обсуждаем — тех, что завтра оперировать. Тоже вещь необходимая. Не обязательно все делать официально, на конференции, за столом с председателем и докладчиком. Сидим по диванам и кидаем реплики. Впрочем, я-то все время председатель.

— Завтра мать нашего прораба пойдет, — начал Олег. Она в его палате лежит, и он вроде бы докладчик.

В нашем отделении у всех врачей отчества на «М» начинаются. Ну и играются мужички, кличут порой друг друга по батюшке. Начал Олег Миронович — Мироныч. Его постоянный оппонент Всеволод Маркович. Понятно, что обращаются к нему чаще Маркович или еще проще — Маркыч. Он же, если в споре кем-то недоволен, что бывает часто, переходит на строгий, официальный язык, называя каждого полностью именем и отчеством, например — Иван Макарович. Это третий доктор в моем отделении, к которому в тихие минуты наш Маркович обращается ласково и любезно — Макарыч.

— С утра начнем. Ты не возражаешь, если я сам буду ее оперировать? — барственно-демократически включился я в начинающееся обсуждение, небрежно бросив распоряжение и якобы спросив разрешение у подчиненного. Я — заведующий-демагог, строящий из себя демократа. Хотя какая на работе может быть демократия?

Мироныч пожал плечами:

— Да что там делать — неоперабельно.

— Уверен на сто процентов?

— На девяносто.

— Что же, не делать?

Маркович не пропустит. И с видом судьбы обязательно объявит какую-нибудь банальщину:

— Каждый человек имеет право на окончательное решение в последней инстанции — на операции. Разрежем, увидим, решим.

Как круги на воде, разговор захватывал все диваны и сидящих на них. Кто — я, например, — сидел просто так, подперев подбородок кулаком. Кто писал, держа на коленях папку с историями болезней, кто делал то же самое за столом. Но упустить возможность высказать свою точку зрения по столь очевидной проблеме никто не хотел. На конференции скорее бы смолчали. Здесь никто не хотел молчать. Да и не надо молчать. Не для того разговор затеялся.

Маркович развивал немудреную мысль, что проблемы нет, что оперировать надо всегда, если есть хоть один шанс… То есть он говорил, что и положено было услышать, что все знают и чему всех наставляют с первых дней учебы в клиниках. Он всегда норовил сказать так, как всех нас учили. В медицине, по крайней мере. Ну, а изыски — изыски непредсказуемы.

Олег Миронович опять пожал плечами:

— Да там почти наверняка неоперабельно. Гемоглобин низкий, опухоль большая.

— Узлы есть? — допрашивает Маркович.

— Я не нащупал. Но это…

— Жидкость в животе есть?

— Явно не определяется.

— Лапороскопию делали?

— Ну откуда? У нас же нет лапороскопа. А то ты не знаешь! Но ведь существует клиническая картина. Мы же видим…

— Мы ничего не видим, если у нас нет лапороскопа. То, что является достоянием сегодняшней медицины, обязано быть на вооружении…

— Ну, хватит, Маркович. Мы это все знаем. Ты ж не на собрании в Минздраве. Там говори, а нам зачем?

Маркович в ответ поднял палец и повернулся к «главному докладчику»:

— Клиника, Олег Миронович, нам говорит лишь «почти». Почти! А раз почти — обязаны дерзать.

— Что же лучше — зря человека разрезать без всякой для него пользы?

— А вдруг не зря?

Пришлось мне как председателю напомнить им главное:

— Не горячитесь. Забыли, что пища не проходит? Опухоль не уберем, но путь для еды проложим. Операция все равно необходима. Иначе — голодная смерть.

Вот и Макарыч набрал воздух — сейчас вступит со своей партией. Но ему еще надо раскачаться. Сейчас вся команда — Мироныч, Макарыч, Маркыч во главе со мной, Максимычем, — будет задействована в дискуссии.

Ну, Макарыч:

— Вы уникумы! О чем вы говорите? Никто не может вернуть ушедшее. Природа ее уже увела от нас. Не видите, что ли? Уже все. Зачем зря работать, зря мучить ее? Голодная смерть, смерть от метастазов — не все ли равно?! Бабка пожила, отжила — зачем мучить старушку?

Как председатель собравшегося форума я обязан дать отпор этому гимну безделья и всепозволяющей концепции — попустительству смерти. Надо выступить достаточно джентльменски, строго и на уровне спикера палаты общин, хотя, откровенно говоря, поддерживать Марковича неохота.

— Ты, чучело, лучше бы помолчал. Нам не в хирурги тогда идти, а в могилокопатели. Если ты можешь бороться с голодом — ты обязан. Тебе сейчас не Продовольственную программу выполнять, а протянуть голодному кусок хлеба, которого в сумке у тебя полно.