Юлий Крелин - Хирург

— Ну, Вася, желаем тебе… Кого хочешь, мальчика или девочку?

— А все хорошо.

— Ты сообщи, как родится. А дней через пятнадцать покажись. Тебе с тридцатого уже на инвалидность надо. Бумаги надо заготовлять, анализы делать, снимки. Обязательно приди раньше. На прежнюю работу тебе нельзя.

Мы с Васей договорились, и он уехал.

А шестнадцатого Марине Васильевне позвонили из следственного отдела и сообщили, что к ним поступил больничный лист этого Васи с заявлением от администрации завода, что врачи, лечившие Васю, не наблюдали, незаконно выдали больничный лист на целый месяц вперед и незаконно разрешили ему уехать к родителям в область, что у него седьмого родился сын, а тринадцатого (я думаю, что как раз когда забирал жену из роддома, седьмой день) он умер и что администрация завода просит привлечь к ответственности врачей, столь грубо нарушивших и финансовые правила (это они больничный лист имеют в виду) и врачебный контроль за здоровьем. Врачи полностью пустили лечение на самотек, нарушив и законы, и элементарную врачебную этику и так далее и так далее.

Марина Васильевна просила принести историю болезни и амбулаторную карту. Историю болезни я принес, а амбулаторной карты никакой не было. Я ничего не записывал после выписки из больницы. Я смотрел, делал назначения, консультировал, снимки делал — лечил, но никаких записей нигде не делал.

И тут же приехали из городской экспертизы трудоспособности и, не увидев амбулаторной карты при больничном листке до тридцатого, а смерть тринадцатого… Что дальше рассказывать!

Эксперт по трудоспособности требовал перевести меня в фельдшера до суда. Крик был по всем инстанциям — район, город, министерство. Все требовали.

Все кричали, спрашивали: «Где же ваши записи?! Что вы нам ссылаетесь на лечение! Ваше лечение — это ваше личное дело. Вы покажите запись о вашем лечении — это уже дело будет наше, общее, государственное. Мы студентов учим с колыбели: пишите, пишите — это ваш единственный юридический документ. Не словам верят, а документам. Пишите и помните, что за вашей спиной стоит прокурор. Где ваши документы? Что вы покажете прокурору?» Инстанции шумели, бушевали, угрожали. Инстанции-то никогда не верят. И действительно, вдруг я за деньги дал больничный лист, вдруг я по сговору не стал лечить больного, вдруг я у здорового отнял почку, сердце или мозги для какого-то другого.

А я ведь врач! Смешно. Потом все же дали право главному врачу решать и казнить в рамках больницы до суда. «А уж после суда нам (инстанциям то есть) делать будет нечего и решать незачем».

Так и решили.

Марина Васильевна шумела и орала на меня по-другому. Она не плакала, но в крике ее я слышал слезы.

— Что ж ты наделал! Ведь сейчас плевать на все твои операции, на уровень смертности, на успехи твои, наши. Засудят! Будь что будет… Сколько я тебе говорила, предупреждала… Дам сейчас в приказе строгий выговор, и будем ждать, что скажет следствие.

Дали выговор, район утвердил. Главная сказала: какой фельдшер! А оперировать кто будет? Только после суда. Ну район и утвердил. Я работал. Там еще бабушка надвое сказала, а я пока оперировал. А больше я ничего не умею. Говорят, и на лесоповале для хирурга работка найдется.

Я продолжал оперировать. Я продолжал жить, как всегда.

Наконец вызвали к следователю. История болезни и заключение медицинской экспертизы уже были у него.

— Садитесь. Курите?

Господи, как в анекдоте. А сейчас он скажет: «Ну что, молчать будем или рассказывать сами станете». Нет. Он про другое:

— Лечение ваше правильное. Эксперт мне сказала, что вы сделали больше, чем возможно. И даже сказала: посмотреть бы мне на этих ребят. За что-то вы ей понравились.

Я мычал. А что мне сказать. Следователь продолжал:

— А как вы думаете, почему столь резкое заявление от завода? Вы что, с ними ругались?

— Нет. Все было хорошо. Сгоряча, наверное. Ведь в тот же день заявление пошло. Да и не знали, как с больничным поступить. Такого у них, наверное, не было.

— Угу. Может. Может. Нет, доктор. Шкуру свою спасают. За эту штуку техника безопасности должна пойти под суд.

— Почему? Он же пьяный был. Это снимает с них, по-моему, обвинения.

— Пьяный! Во-первых, нельзя пьяного до работы допускать. Во-вторых, надо смотреть, когда на пиле работают без экрана. И техник по безопасности пил-то с покойным.

— Так что ж, в тюрьму его, что ли?

— Не знаю. Может, условный срок дадут. И принудлечение от алкоголизма. Они хотели на вас спихнуть и на этом выехать.